Тишина в Хановер-клоуз - [101]

Еще один обитатель камеры — Хаскинс, тот самый задира, с которым подрался Питт. Глуповатый мужчина, все немногочисленные достижения в жизни которого были добыты силой; ему выказывали уважение, но за спиной вышучивали. Красивый и общительный парень по фамилии Росс жил на содержании у проституток, а в тюрьму попал за какую-то глупую кражу. Он не стыдился ни того ни другого занятия: первое удовлетворяло потребности, а во втором случае он лишь использовал подвернувшуюся возможность. Понятия добра и зла, за исключением личной верности, были ему незнакомы. Несмотря ни на что, Питт испытывал к нему симпатию.

Он также обратил внимание на Гудмена, маленького, необыкновенно жадного человечка, зато превосходного рассказчика, хотя все его истории, скорее всего, были ложью. Гудмен сидел за растрату имущества тестя и, как и все остальные, заявлял о своей невиновности, причем отрицал не столько факт, сколько его неприемлемость с точки зрения морали. Его маленькое, похожее на мордочку хорька лицо пылало негодованием. С другой стороны, его буйное воображение и образованность делали его приемлемым собеседником — в тех редких случаях, когда им разрешали разговаривать, — и помогали развеять разъедающую мозг скуку.

Были и другие: Уилсон, не умевший сдерживать свою ярость и выплескивавший ее на всех; Вуд, невежественный и обозленный на весь мир, в котором ему не нашлось места; толстый Моллой, который почти всю жизнь провел в тюрьме и боялся большого мира, хотя непрерывно мечтал о нем; жалкий и щуплый Реборн с опущенными уголками глаз и рта, который воровал просто потому, что не мог заработать себе на жизнь.

Поначалу Питт ненавидел их всех, считая неотъемлемой частью тюрьмы и всего, что ограничивало его свободу, олицетворением уродства и безысходности этого места. Затем к нему пришло понимание — через мелочи быта, через проблески страдания. В первые дни эти происшествия казались банальными, скользили по поверхности его сознания, в лучшем случае вызывая лишь раздражение, поскольку он не желал расходовать на сокамерников никаких чувств, в том числе сострадания.

Но затем глупая и бессмысленная трагедия, случившаяся с Реборном, вырвала Питта из пучины жалости к самому себе. Реборн был никчемным, глуповатым маленьким человечком, казалось, не приспособленным к этому жестокому миру. Гордился он только одним: несмотря на неразборчивость в связях и воровство, никогда не лгал, даже ради того, чтобы избежать наказания. Реборн то и дело хвастался этим, но никто не обращал на него внимания; это было утомительно, но все считали, что он безобиден и не претендует ни на чью территорию. По молчаливому соглашению никто не мучил Реборна. Он играл роль домашнего животного.

Случилось вот что. Пока Питт страдал от унижения, от постоянного холода, голода, эмоционального одиночества и страхов, которые с каждым днем проявлялись все сильнее, у надзирателя пропали часы, и по какому-то недоразумению в краже обвинили Реборна. Он клялся, что не брал часы, но надзиратель, не знавший Реборна, не верил ему. Беднягу перевели в одиночную камеру. Реборн очень боялся одиночества, у него в голове просто не было мыслей, которыми можно заполнить тишину, грозившую уничтожить его. Когда за ним пришли, он набросился на охрану, и в этом он был уж точно виновен. О краже забыли, и теперь его обвиняли в нападении на надзирателя. Реборна поместили в одиночную камеру, растерянного, повторяющего, что он не брал часы.

Ночью, лежа на своей койке и дрожа от холода, Питт слышал, как плачет Реборн, иногда вскрикивая: «Я этого не делал! Скажите им, что я этого не делал!» Иногда слова разобрать было невозможно, только неразборчивое бормотание, тонувшее в темноте.

Он был маленьким, слабым человеком, и у него отняли то, чем он гордился. Его единственное достоинство заключалось в том, что все знали: он никогда не лжет. И вот теперь ему не поверили. Одиночество Реборна было бездонным, как сама смерть, и ему не за что было ухватиться. Он не мог либо не хотел есть.

Через неделю его отправили в Вифлеемскую королевскую больницу для умалишенных, где он вскоре и умер.

По непонятной причине этот случай произвел тяжелое впечатление на остальных заключенных. Пока Реборн был жив, его терпели и немного презирали, понимая, что его честность — единственный огонек во мраке одиночества и глупости, печать индивидуальности в безымянном море. У него не было ни силы духа, ни других достоинств. А слабости подводили его так часто, что все о них знали.

Когда Реборна увели, остальные испытали что-то вроде гнева, на этот раз не имевшего отношения к эгоизму. Судьба Реборна подвела их к жалости, насколько это было возможно.

Инцидент потряс Питта. Он приказывал себе забыть о Реборне, но крики бедняги звучали у него в ушах, а перед глазами всплывало глупое лицо с печальными глазами, сморщенное от страха, со следами слез.

Жалость к самому себе превратилась в злость. Ненависть к сокамерникам исчезла, и он — к собственному удивлению — забывал, иногда надолго, о пропасти, которая разделяла его и их, и чувствовал лишь общую боль.

По ночам, лежа без сна и дрожа от холода, Питт перебирал в голове все возможные варианты. Поговорить о собственном деле не с кем, но думать ему никто не запретит.