Тишина - [126]

Он лежал на тонком матрасе. Он слышал тех, кто расспрашивает его, он понимал вопросы, но не видел тех, кто их задает.

Ему было ясно, что он переживает что-то вроде психоза — внутри себя. На фоне волнистых стен возникали человеческие тела со звериными головами, он прекрасно понимал, что покажи такое кому-нибудь другому — человек сразу бы лишился рассудка.

Он отметил, что только молитва возвращает ему какое-то подобие душевного равновесия. Она звучала неизменно — глубокое, музыкальное, безоговорочное принятие отсутствия структуры вокруг него. Молитва — это плот, переправляющий нас целыми и невредимыми через разводы, запои, галлюциногены, допросы с пристрастием, говорят, даже через смерть.

Молитва и любовь. Он подумал о Стине.

Ее нигде не было уже несколько лет, он перепробовал все: угрозы в адрес геодезического управления и шантаж, он обращался в отдел Интерпола, занимающийся пропавшими людьми, к частным детективам, юристам, имеющим международные контакты, он публиковал объявления в крупных европейских газетах — безрезультатно.

Однажды днем он поехал в Хольте, к ее родителям. Была зима, ее отец возился в саду, обрезая фруктовые деревья окулировочным ножом. Некоторое время Каспер стоял, наблюдая за ним. Впитывая его звучание. В чем-то оно напоминало звучание Стине.

— Не стоит излишне сентиментально относиться к любви, — сказал Каспер. — Большая часть того, что люди называют любовью, вполне могла бы состояться и с другим человеком. Я прекрасно понимаю, что в любви присутствует довольно много практических соображений — это нормально. Но чем больше люди подходят друг другу, чем дальше они готовы пойти, тем меньше возможности выбора. Я не могу это объяснить, но это как с моей профессией, я вряд ли мог стать кем-то другим, было лишь несколько других вариантов, а может, и не было вообще никаких. Точно так же было у нас со Стине, это словно представление, его прервали — в самом начале, а ведь на него уже продано двадцать четыре тысячи билетов, на мне лежит ответственность перед зрителями. А зрители — это все те части меня и ее, которые хотят быть вместе, это не только наши внутренние принц и принцесса, это также внутренние калеки, лилипуты, упрямые и непослушные дети. Они затаили дыхание и ждут, потому что знают, что это представление не может остаться недоигранным. Это решено наверху. Где-то за пределами обыкновенной мелочности подписан контракт, я чувствую, что его надо выполнить.

Мужчина распрямился. В глазах у него стояли слезы.

— Я ничем не могу вам помочь, — сказал он.

Каспер поехал к своему отцу. Максимилиан перебрался обратно в их дом в Скодсборге. Вообще-то не следует спешить с возвращением в те места, где вы многое потеряли. Во всех углах звучало эхо Хелене Кроне.

Они сели в гостиной, выходящей окнами на воду, их окружала правильная мебель, правильные картины, правильный вид из окна. К сожалению, материальных предметов недостаточно, что-то должно вдохнуть в них жизнь, кто-то должен дунуть в инструмент.

— Ты всегда держал в тайне множество вещей, — сказал Каспер, — я ничего против этого не имею, мне тоже свойственна некоторая скрытность, но ты молчал обо всем, что касается Стине, я всегда это слышал. Тебе что-то известно о ней, и теперь тебе придется все рассказать.

Максимилиан огляделся по сторонам и не нашел того, чего искал, — пути к отступлению. Вот один из недостатков дорогой, но простой обстановки — окружение не предполагает тайников и отговорок.

— В полиции есть единый реестр, я посмотрел, что там есть на нее. Она провела два года в женской тюрьме в Хорсенсе. За убийство. Мне не удалось узнать подробности.

Он проводил Каспера до дверей.

— Я ничего не могу поделать, — сказал Каспер, — даже если бы она убила и сожрала целую семью, я бы все равно любил ее.

Максимилиан открыл дверь.

— Я тоже, — сказал он.

Отец и сын стояли и смотрели на покрытую снегом лужайку. В их звучании было много общего. Бывает, что какая-то одна нотка одиночества передается от одного поколения к другому.

— И тем не менее надо жить дальше, — сказал Каспер. — Я начинаю настраивать свою душу на встречу с более похожим на медсестру типом. И пусть она даже будет членом Совета по этическим вопросам. И занимается благотворительностью в церковном приходе.

— Если найдешь ее, — отозвался Максимилиан. — И если окажется, что у нее есть мать или старшая сестра, сообщи, пожалуйста, об этом своему отцу.

Баронесса со Странвайен вывела его из психоза. Вернула к действительности, которая была немногим лучше, чем то, откуда он вернулся. Она измерила его пульс. Приподняла его веки и посветила в глаза. Это его отчасти успокоило. Значит, им важно сохранить ему жизнь.

В какой-то момент, ближе к концу, хотя он еще не знал, что скоро все кончится, дознаватели вышли из комнаты. Появилась Вивиан Грозная. Сначала он не видел ее, зрение его сильно ослабло, да и память тоже. Но он узнал ее ля-бемоль мажор. Глубину тональности. Ее сочувствие. Он вспомнил, что Моцарт многое сочинял в театре. Настраиваясь на певцов. А потом создавал произведения, точно соответствующие их тональности. Для нее он бы написал арию о разбитом сердце. В ля-бемоль мажоре.