Тираны - [43]
А потом и сама Франция, получив в мае 40-го сокрушительный немецкий удар, развалилась и сдалась практически мгновенно. После войны французы, которых лично де Голль включил в число победителей, создали интересную сказку о Сопротивлении, в которую сами до сих пор верят (для справки: в рядах Сопротивления погибло примерно 20 тыс. французов, а в рядах Вермахта на Восточном фронте - не менее 40 тыс.). Европейцы не были готовы драться не только до последнего, но, как правило, и до первого солдата. Свободолюбивая Европа покорилась тоталитарному режиму Гитлера и приспособилась к нему, дожидаясь, когда ее освободят. Если малым странам (Бельгии, Голландии, Норвегии, Дании) это, отчасти, было простительно именно из-за их малости, то позор Франции оправдания не имеет. То есть если у нас во время войны было много предателей, то народы Европы почти целиком оказались предателями. В отличие от советских людей, у них не было оснований обижаться на собственную власть, она им не устраивала Гражданскую войну, раскулачивание, голодомор и ГУЛАГ. Европейцы предали самих себя, свои декларированные идеалы. Они не понесли чудовищных потерь, как мы. Они не посчитали свободу той ценностью, за которую стоит умирать, и «великодушно» дали возможность другим умирать за их свободу.
Вполне вероятно, что Великобритания последовала бы за остальной Европой, но ее спасли, во-первых, Ла-Манш, во-вторых, Черчилль. Не будь Ла-Манша, немецкие танковые колонны прошли бы до севера Шотландии за пару месяцев. Не будь Черчилля с его несгибаемой волей, Британия бы договорилась с Германией полюбовно. Сценарий здесь был очевиден - Лондон признавал бы все завоевания Гитлера в Европе и благословил агрессию против СССР, Берлин бы пообещал не трогать британские владения в Африке и Азии. Без пролива и сэра Уинстона в премьерском кресле демократия оказалась бы бесполезной, и не обеспечила победы над тиранией.
Впрочем, Великобритания под руководством Черчилля даже в союзе с Америкой могла бы проиграть. Превращение мира в концлагерь могло случиться при развитии событий, которое представлялось во многом естественным: если бы возник союз всех тоталитарных режимов, то есть если бы Москва вошла в «Ось» Берлин - Рим - Токио. Это было тем более вероятно после подписания пакта Молотова - Риббентропа и открытого дележа Польши (кстати, германское руководство в первые дни своей агрессии против этой страны очень активно настаивало, даже требовало, чтобы Советский Союз занял «положенную» ему часть оккупированной территории). Собственно, в 1940 г. Германия прямо предложила СССР стать членом «Оси», но Сталин по ряду соображений отказался.
Кстати, сделать Москву (даже вопреки ее желанию) союзником Берлина вполне могли Париж и Лондон. После начала Советско-финской войны они не просто поддержали Финляндию поставками оружия, но готовились отправить в эту страну свои войска, а также нанести с территории своих ближневосточных колоний авиационные удары по нефтяным месторождениям в районе Баку. Причем Франция настаивала на проведении этих мероприятий гораздо активнее, чем Великобритания.
Выступи СССР на стороне «Оси», восточное полушарие очень быстро оказалось бы под контролем пары диктаторов. Зная, что одна Германия, на тот момент вообще не имевшая союзников, сделала с Францией, Польшей, Данией, Норвегией, Бельгией и Голландией, можно с уверенностью утверждать, что при помощи РККА Вермахт, как минимум, лишил бы Британию всех ее ближневосточных, а также, видимо, и африканских колоний (можно представить себе трогательную встречу советских и немецких бойцов, например, в Иерусалиме или в Каире). Как максимум, появилась бы возможность вторгнуться и в метрополию. Хотя после потери колоний она в значительной степени утратила бы свое значение. Можно с высокой вероятностью предположить, что Великобритания, лишенная нефти, вышла бы из войны. Даже если несгибаемый Черчилль продолжал бы сопротивление, возможности англичан вести войну были бы близки к нулевым. Почти наверняка независимость и нейтралитет провозгласила бы Индия, чьи войска составляли основу британского контингента на Ближнем Востоке. Главный вопрос - смогла бы удержаться Америка?
Естественно, что ВМС СССР и Германии даже совместно не могли осуществить десантную операцию в Северную Америку. А вот японский флот теоретически мог бы перебросить части Вермахта и РККА, а также самой японской армии на Аляску. Сумели бы японцы обеспечить бесперебойное функционирование коммуникаций между Дальним Востоком и Аляской для переброски подкреплений и средств снабжения? Насколько реальным был марш советских и немецких танковых колонн через арктические районы Канады в сторону США (а до этого их еще надо было перебросить через всю Евразию во Владивосток)? Операция представляется очень сложной, но все же осуществимой.
Нет сомнения, что СССР, Германия, Япония рано или поздно (скорее, рано) перегрызлись бы между собой, причем независимо от того, устояла бы Америка или нет. Более того, война между диктаторами или между их коалицией и устоявшими Штатами вполне могла стать ядерной.
Новый роман Дмитрия Быкова — как всегда, яркий эксперимент. Три разные истории объединены временем и местом. Конец тридцатых и середина 1941-го. Студенты ИФЛИ, возвращение из эмиграции, безумный филолог, который решил, что нашел способ влиять текстом на главные решения в стране. В воздухе разлито предчувствие войны, которую и боятся, и торопят герои романа. Им кажется, она разрубит все узлы…
«Истребитель» – роман о советских летчиках, «соколах Сталина». Они пересекали Северный полюс, торили воздушные тропы в Америку. Их жизнь – метафора преодоления во имя высшей цели, доверия народа и вождя. Дмитрий Быков попытался заглянуть по ту сторону идеологии, понять, что за сила управляла советской историей. Слово «истребитель» в романе – многозначное. В тридцатые годы в СССР каждый представитель «новой нации» одновременно мог быть и истребителем, и истребляемым – в зависимости от обстоятельств. Многие сюжетные повороты романа, рассказывающие о подвигах в небе и подковерных сражениях в инстанциях, хорошо иллюстрируют эту главу нашей истории.
Дмитрий Быков снова удивляет читателей: он написал авантюрный роман, взяв за основу событие, казалось бы, «академическое» — реформу русской орфографии в 1918 году. Роман весь пронизан литературной игрой и одновременно очень серьезен; в нем кипят страсти и ставятся «проклятые вопросы»; действие происходит то в Петрограде, то в Крыму сразу после революции или… сейчас? Словом, «Орфография» — веселое и грустное повествование о злоключениях русской интеллигенции в XX столетии…Номинант шорт-листа Российской национальной литературной премии «Национальный Бестселлер» 2003 года.
Неадаптированный рассказ популярного автора (более 3000 слов, с опорой на лексический минимум 2-го сертификационного уровня (В2)). Лексические и страноведческие комментарии, тестовые задания, ключи, словарь, иллюстрации.
Дмитрий Быков — одна из самых заметных фигур современной литературной жизни. Поэт, публицист, критик и — постоянный возмутитель спокойствия. Роман «Оправдание» — его первое сочинение в прозе, и в нем тоже в полной мере сказалась парадоксальность мышления автора. Писатель предлагает свою, фантастическую версию печальных событий российской истории минувшего столетия: жертвы сталинского террора (выстоявшие на допросах) были не расстреляны, а сосланы в особые лагеря, где выковывалась порода сверхлюдей — несгибаемых, неуязвимых, нечувствительных к жаре и холоду.
«История пропавшего в 2012 году и найденного год спустя самолета „Ан-2“, а также таинственные сигналы с него, оказавшиеся обычными помехами, дали мне толчок к сочинению этого романа, и глупо было бы от этого открещиваться. Некоторые из первых читателей заметили, что в „Сигналах“ прослеживается сходство с моим первым романом „Оправдание“. Очень может быть, поскольку герои обеих книг идут не зная куда, чтобы обрести не пойми что. Такой сюжет предоставляет наилучшие возможности для своеобразной инвентаризации страны, которую, кажется, не зазорно проводить раз в 15 лет».Дмитрий Быков.
В данной работе рассматривается проблема роли ислама в зонах конфликтов (так называемых «горячих точках») тех регионов СНГ, где компактно проживают мусульмане. Подобную тему нельзя не считать актуальной, так как на территории СНГ большинство региональных войн произошло, именно, в мусульманских районах. Делается попытка осмысления ситуации в зонах конфликтов на территории СНГ (в том числе и потенциальных), где ислам являлся важной составляющей идеологии одной из противоборствующих сторон.
Меньше чем через десять лет наша планета изменится до не узнаваемости. Пенсионеры, накопившие солидный капитал, и средний класс из Индии и Китая будут определять развитие мирового потребительского рынка, в Африке произойдет промышленная революция, в списках богатейших людей женщины обойдут мужчин, на заводах роботов будет больше, чем рабочих, а главными проблемами человечества станут изменение климата и доступ к чистой воде. Профессор Школы бизнеса Уортона Мауро Гильен, признанный эксперт в области тенденций мирового рынка, считает, что единственный способ понять глобальные преобразования – это мыслить нестандартно.
Годы Первой мировой войны стали временем глобальных перемен: изменились не только политический и социальный уклад многих стран, но и общественное сознание, восприятие исторического времени, характерные для XIX века. Война в значительной мере стала кульминацией кризиса, вызванного столкновением традиционной культуры и нарождающейся культуры модерна. В своей фундаментальной монографии историк В. Аксенов показывает, как этот кризис проявился на уровне массовых настроений в России. Автор анализирует патриотические идеи, массовые акции, визуальные образы, религиозную и политическую символику, крестьянский дискурс, письменную городскую культуру, фобии, слухи и связанные с ними эмоции.
Водка — один из неофициальных символов России, напиток, без которого нас невозможно представить и еще сложнее понять. А еще это многомиллиардный и невероятно рентабельный бизнес. Где деньги — там кровь, власть, головокружительные взлеты и падения и, конечно же, тишина. Эта книга нарушает молчание вокруг сверхприбыльных активов и знакомых каждому торговых марок. Журналист Денис Пузырев проследил социальную, экономическую и политическую историю водки после распада СССР. Почему самая известная в мире водка — «Столичная» — уже не русская? Что стало с Владимиром Довганем? Как связаны Владислав Сурков, первый Майдан и «Путинка»? Удалось ли перекрыть поставки контрафактной водки при Путине? Как его ближайший друг подмял под себя рынок? Сколько людей полегло в битвах за спиртзаводы? «Новейшая история России в 14 бутылках водки» открывает глаза на события последних тридцати лет с неожиданной и будоражащей перспективы.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.