Тиран - [126]

Сиракузское поселение в Адрии было не единственным. Еще одну колонию основали на западном побережье, на мысе, имевшем форму локтя, — отсюда она получила имя Анкона. Тем временем кельты, которые восемь лет назад сожгли Рим, окончательно обосновались на территории умбров, недалеко от новой колонии на мысе, и она стала базой их вербовки.

Однажды весной в Адрии причалил боевой корабль, триера под названием «Аретуза»: Филист много раз прежде видел ее в гавани Лаккия; теперь ее использовали исключительно для дипломатических миссий. Вскоре ему сообщили о том, что к нему приехал гость — это оказался не кто иной, как Аксал, кельтский телохранитель Дионисия. На голове у него появились седые волосы, он заметно раздобрел, зато в результате приобрел некоторую важность.

— Аксал! — поприветствовал его Филист. — Вот уж не ожидал увидеть тебя здесь. Что привело тебя в это место, затерянное на краю света?

— Хозяин хочет мои братья наемники и говорит, ты идет со мной, чтобы делать договор.

— Собственно, я не получал от него никаких распоряжений или послания на этот счет, а посему не считаю нужным предпринимать какие-либо действия. Но мне кажется, ты и сам отлично справишься. Твой греческий не стал заметно лучше, но, полагаю, на своем языке ты говоришь превосходно.

Аксал стал настаивать:

— Хозяин говорит, что, если ты не хочет ехать, я все равно берет тебя с собой. — С этими словами он потянулся к своему собеседнику двумя огромными ручищами, похожими на медвежьи лапы.

— Хорошо, хорошо, — успокоил его Филист. — Я поеду. Дай мне хотя бы время собраться…

— Завтра мы едет.

— Понятно. Но я должен найти человека, которому смогу доверить свои книги и личные вещи…

— Ты берет все, — сказал Аксал.

Сердце подскочило у Филиста в груди.

— Все? Что это значит? Объясни-ка хорошенько, чудовище.

— Все твой вещи. Ты больше не вернется в эта дыра.

— Нет? И куда ты меня теперь отвезешь?

— Это Аксал не говорит.

— Я понял, — смиренно ответил Филист. Но представить себе конечную цель их путешествия ему не удавалось. Он предполагал, что Анкона — это уже огромный шаг вперед. В самом деле, это хотя бы город в истинном смысле этого слова.

Они добрались до места через шесть дней: первые два шли по лагуне — это был настоящий отдых, — остальные четыре выдались не столь спокойные, из-за восточного ветра, постоянно стремившегося вытолкнуть их в открытое море и раскачивавшего уже не молодую «Аретузу» довольно опасно. Аксал, выходивший в плавание не в первый раз, был весь натянут и напряжен; когда поднималась особенно высокая волна, он испускал гортанные вопли — возможно, таким образом пытаясь снять напряжение.

Анкона в самом деле оказалась настоящим городом, с какой стороны ни посмотреть. Здесь находился прекрасный порт, надежно укрытый от северного ветра, с местами для стоянки грузовых судов и боевых кораблей, а также внушительный акрополь на вершине горы, возвышавшийся над проливом. Там Дионисий велел построить величественный храм, заметный с большого расстояния, а внизу — агору с портиками, доминировавшую над портом с многочисленными судами. Рынок поражал многообразием красок: греки из колоний и из метрополии, пицены с внутренней части полуострова в своих живописных одеждах из шерсти с вышивкой, умбры, этруски и кельты в большом количестве, как мужчины, так и женщины. Филиста поразила красота кельтских женщин: высоких, тонконогих, пышногрудых, с очень светлыми косами, доходившими им до талии. Некоторые несли на шее детей и делали покупки у прилавков, расплачиваясь сиракузскими монетами превосходного качества. Мужчины впечатляли: очень высокого роста, мускулистые, с гривнами на шее, в шерстяных штанах, штанины которых сужались у щиколоток, но при этом с голым торсом; на красивых поясах из колец или чеканных пластин у них висели длинные мечи.

Пункт вербовки находился в одной из частей порта — там, где встречались греческие купцы, говорившие по-кельтски, но преимущественно — кельты, говорившие по-гречески, примерно как Аксал. Филисту показалось, будто он возрождается к жизни: наконец-то он снова вдыхал воздух полиса, хотя и населенного не только эллинами.

По истечении недели они завербовали человек двадцать наемников, заплатили им задаток, и «Аретуза» поплыла дальше.

Филиста повергло в восхищение сознание того, насколько густо здешние места заселены сиракузцами: очевидно было, что, поскольку торговля в восточных морях для греков закрыта ввиду присутствия там карфагенян, Адриатика стала для Дионисия важным районом распространения своего торгового влияния, а также создания колониальных поселений.

От капитана корабля он узнал много интересного. Благодаря открытию новых рынков и стабильности последних лет во всех владениях Дионисия настало процветание, а жены его родили ему еще сыновей и дочерей. Самая младшая из них, девочка Аристомахи, получила имя Ареты, по настоятельному требованию отца.

Услышав это имя, Филист решил, что в самой глубине сердца тирана, должно быть, еще остались чувства. Еще он подумал об Аристомахе, вынужденной рожать ему детей, несмотря на любовь к другому мужчине, но потом рассудил, что время лечит многие раны и помогает нам свыкнуться с необходимостью с большим мужеством переносить все неудачи и тяготы жизни.