Тиран - [19]

Киний знал, что гиппархи обычно держат у себя излишек денег сыновей богатых граждан, но сам никогда этим не пользовался.

— Спасибо.

— Не хочу, чтобы он выглядел бедняком рядом с детьми богачей из Ольвии. Пришли за деньгами, если все окажется дороже.

Кальк встал с ложа.

— У меня тоже есть кое-что для тебя, Киний. — Он сделал знак в сторону двери, и вошел молодой раб. — Это Кракс. Фракиец. По его словам, он умело обращается с лошадьми и владеет копьем. Тебе нужен раб — человек в твоем положении без раба кажется голым.

— Ты слишком щедр, — сказал Киний, который все эти годы обходился без рабов. Он не знал, что еще сказать. Кракс походил скорее на возможного новобранца, не на раба — хорошая осанка, развитая мускулатура, молодой; поза показывает, что рабство не выбило из него воинственность и непокорность.

— Я настаиваю. Мы все желаем тебе успеха. Отправляйся, послужи тирану, заработай пару талантов и возвращайся сюда. Буду честен — мой управляющий с Краксом не справляется. Но я уверен, что для тебя это пустяк.

Кракс стоял вытянувшись в струнку. У конников есть пословица: нет дара хуже, чем необъезженная лошадь.

— Спасибо, Кальк. Спасибо за гостеприимство и заботу о моих людях и лошадях, а теперь и за это. Отплачу, когда смогу. — Он сделал знак Краксу. — Возьми мой плащ и сандалии.

Кракс вышел из комнаты.

— Так скоро? Вы с Филоклом добавляете остроты беседам, — сказал Изокл.

— Прошу прощения за столь ранний уход, но мы выступаем на рассвете.

— Ты забираешь у меня сына. Что ж, я еще с час побуду в его обществе.

Киний кивнул Аяксу.

— К восходу солнца приходи к загону. Я дам тебе лошадь, пока не купим тебе другую.

Аякс словно не верил своим ушам.

— Скорей бы утро!

Киний посмотрел на Изокла и покачал головой.

— А я не спешу.

Он подтолкнул Филокла.

Тот как будто не почувствовал.

— Пожалуй, останусь и наслажусь последними часами цивилизованной жизни, — сказал он. И подставил чашу, чтобы ему налили вина.

Солнце поднялось над далекими холмами, и освещение изменилось, каждая травинка теперь отбрасывала собственную тень. Киний пересчитал по головам — присутствуют все, даже старые воины свежи и полны сил. Аякса сопровождал раб с лошадью, красивой персидской кобылой; Аякс настоял на том, чтобы взять ее с собой. Кракс сидел на боевом коне так, словно родился в седле (вероятно, так и было); в одной руке он легко держал узду и два копья Киния. У Ателия на коленях лежал лук, в руке он держал плеть и ехал на лошади по граве так, как большинство людей ходит: человек и животное стали единым целым. Никий сел верхом и передал поводья вьючных лошадей рабам. Киний вместе с ним проехал вдоль колонны. Дюжина мужчин, явно вооруженных, двадцать лошадей и поклажа — слишком крупная цель для разбойников. Кинию нравился их вид, он радовался, что они у него есть. Он оставил Никия в центре колонны с запасными и вьючными лошадьми, а сам поехал вперед, где ждал скиф.

Калька не было. Лишь несколько рабов ходили по дому; большинство подносили воду. Но Изокл пришел проводить сына; он стоял у ограды загона и жевал травинку.

— Обними отца, — велел Киний Аяксу.

Аякс спешился, и они обнялись. Потом Аякс снова сел верхом.

Киний поднял руку.

— Вперед! — приказал он.

Через несколько стадий дорога от поместья Калька превратилась в тропу шириной в два тележных колеса и оставалась такой весь день, уходя от моря на северо-запад. Вначале вдоль дороги видны были дома греческих землевладельцев, каждый стоял отдельно, окруженный оливковыми рощами и полями пшеницы. Через пару часов греческие дома исчезли и сменились деревнями, где на полях работали женщины, а мужчины ходили в варварской одежде, хотя в каждом доме было много греческих изделий: амфоры, предметы из бронзы, одеяла и ткани.

— Кто это? — спросил Киний.

Ателий не понимал, пока вопрос не повторили, сопроводив жестами.

— Бастарны[32], — сказал он. Он еще много чего сказал, причем в его варварской речи проскальзывали редкие греческие слова: вар-вар-вар разбить… вар-вар-вар… уничтожить. И вар-ваблл… воины. Киний понял, что это свирепые воины, если их рассердить. Но об этом он уже слышал.

Впрочем, ему они не казались особенно свирепыми. На закате путники подъехали к самому большому дому в третьей деревне и попросились на ночлег. Здесь их встретили несомненный староста и его жена, и одной серебряной афинской совы хватило, чтобы заплатить за еду для всех людей и корм для лошадей. Киний отказался от приглашения спать в доме, но согласился поужинать и, несмотря на языковую преграду, замечательно провел время. Филокл от ужина отказался.

— Я до крови стер ляжки, — пожаловался он.

Киний поморщился.

— Ты же спартанец.

Филокл выругался.

— Когда меня изгнали, я отказался от этого вздора — терпеть боль стоически.

Никий рассмеялся.

— Не умрешь, — сказал он. — Заживет через недельку.

Но снабдил его лечебной мазью. Киний проследил, чтобы Аяксу тоже дали мазь.

На следующий день они опять отправились в путь с первыми лучами рассвета. И Снова ехали мимо полей и деревень. Дважды встречали греков: те везли товары в город, который они недавно покинули.

К концу второго дня подъехали к переправе через Истр, к реке (это было лишь одно из устий) шириной с озеро. У паромщика было небольшое хозяйство, и пришлось звать его, чтобы он выполнил свои обязанности. Потребовался час, чтобы снять груз с лошадей и сложить на паром. Потом началась переправа. Паромщик и его рабы гребли, лошади плыли рядом. Переправа была трудной, но Кинию и его ветеранам столько раз доводилось преодолевать реки, что они были к этому готовы и закончили переправу, не потеряв ни одной лошади и ничего из скарба.