Тиран - [41]

Мой девятый день рождения. Мама идет по двору в своем голубом платье с низким вырезом и спотыкается на золотых каблуках. В ее руке бокал вина, когда она прямо на наших глазах сталкивается со столом, на котором лежат все подарки от моих школьных друзей. Надин разрезает праздничный торт, а мама говорит всем, что мы не должны его есть, потому что там много калорий, от которых у нас будут толстые задницы, а мужчины таких не любят. Вино выплескивается через край, и фокуснику, которого Надин наняла для праздника, приходится схватить маму за локоть, чтобы она не упала в бассейн, когда ее каблук застревает между плиток у края бассейна.

Чудом ей удается ухватить ускользающий бокал.

— Я спасла его! — кричит мама, поднимая его над нашей маленькой группкой, как трофей. — Полностью спасла, — снова повторяет она, прежде чем уйти в дом, не произнеся больше не единого слова.

Думаю, она не всегда была так хороша.

Было слишком жарко для надетого мной белого кардигана, но сегодня вечером нужно было играть по правилам отца, а это означало, что я должна была прикрыть все признаки того, что у сенатора далеко не идеальная дочь. Несколько людей подошли меня поприветствовать дружеским рукопожатием. Я вежливо улыбалась и спрашивала, как прошло их лето, какие у них планы на осень. Сенатор поведал мне секрет — если не знаешь лица или имени человека, то сама задавай им вопросы.

— Рэйми! Так приятно тебя видеть! — низкий полный мужчина в белом льняном костюме появился в поле моего зрения. Он схватил бокал шампанского у мимо проходившего официанта и передал мне. — Как тебе Париж? — спросил он.

— Париж? — переспросила я. Его смех был похож на взрыв или короткий залп пушки.

— Вижу, ты переняла французское чувство юмора. Это тяжело сделать. Французы прославились далеко не юмором, — сказал он. — Ты все еще подумываешь о школе искусств? Франсин сказала, что твои рисунки весьма впечатляют. Как давно ты ее видела?

Дерьмо.

Отец подошел и встал рядом со мной. Улыбка не покидала его лица, даже когда он махал проходившим мимо гостям, которые хотели с нами поздороваться. Незаметным движением он забрал бокал шампанского из моей руки и стоял с ним так, словно напиток принадлежал ему.

Проклятье. Мой возраст. Никакого алкоголя. Я мысленно отчитала себя.

— Джордж, друг мой, как дела? Рэйми рассказывала мне, что им с Франсин нужно наверстать упущенное. Школа искусства весьма не близко, в Род-Айленде. У нее теперь есть своя семья, и, наверное, она захочет быть как можно ближе к дому.

— О, значит, ты присоединишься к кампании? — спросил он меня.

— Мы еще не обсуждали это, — ответила я максимально вежливо.

— Ну, думаю, тебе стоит подумать на эту тему. Видеть этого мужчину за кафедрой — великолепное зрелище, — сказал Джордж и поднял свой бокал в честь моего отца.

— О, ты так добр, Джордж. Давай встретимся за ланчем на этой неделе, если не возражаешь, конечно.

— Всегда за, — ответил Джордж. — О, я вижу Нэйтана. Он должен мне двадцать фунтов клешней каменного краба за проигрыш с «Рейз». Упс… — Сказал он, прикрыв рот. — Мне не стоило говорить будущему президенту о своем участии в ставках?

— Я политик, а не полицейский. И каменные крабы у Нэйтана — самые лучшие, поэтому мне сложно винить тебя за это пари.

— С нетерпением жду твоей речи, — сказал Джордж. — Хорошо было снова увидеть тебя, Рэйми. Скажу Франсин, чтобы позвонила тебе.

— Будет круто, — ответила я. Когда Джордж отошел достаточно далеко, отец с приклеившейся к лицу улыбкой наклонился ко мне, чтобы его могла услышать лишь я.

— Шампанское? — спросил он сквозь стиснутые зубы.

— Он дал его мне. Я не подумала, — пришлось извиниться мне. — Я стараюсь, поэтому будь снисходителен. Я сделала то, что ты просил. Кроме того, у меня есть ребенок и, технически, муж, а мне нельзя бокал шампанского? Возможно, тебе стоит добавить это к своей политической платформе.

— Ага, а потом сделать шаг вперед и легализировать проституцию, позвонить картелям и спросить, может, они захотят открыть магазины по продаже кокаина. Типа круглосуточной лавки с нелегальными наркотиками.

— Святое дерьмо. Если бы ты не был таким подонком, в тебе можно было бы даже рассмотреть чувство юмора, — ответила я. В толпе раздался громкий смех, и сенатор направил свой взгляд туда, где моя мать с другими женщинами, напоминающими Степфордских жен, пили, словно «Пляжные Ублюдки», без ограничений.

— Если ты действительно непоколебим в вопросе выпивки, может, тебе стоит подумать об установлении лимита?

— Запомню, — ответил он и начал двигаться к матери. Я наблюдала, как он использовал ту же технику присвоения бокала, что и со мной. Мама стрельнула в него взглядом, и когда никто не смотрел, неожиданно ущипнула его за руку так сильно, что было видно, как отец поморщился.

В одном я была уверена — такая жизнь превратит меня в яростную суку.

— Шампанское, мэм? — спросил знакомый голос позади меня. Я обернулась, и мои глаза оказались на уровне черной рубашки и желтого, как школьный автобус, галстука-бабочки с розовыми полосками. Я посмотрела на поднос, который этот парень держал в руках, и могла поклясться, что видела разноцветные татуировки на запястьях.