Тирамису - [11]
Боже, нет! Я вообще не знаю, что тогда со мной происходит.
А так в принципе я его люблю. Купил мне квартиру, обставил, взял специально кредит, заплатил за лучшее образование, звонит мне каждый день, покупает украшения, в последний раз — кольцо с цирконием, цветы на день рождения и именины, иногда даже без повода. Однажды принес в подарок прекрасное белье — такое красивое, красное с черными кружевами, и подчеркнул, что я не имею права показываться в нем ни одному мужчине. Что оно только для меня, что это наша сладкая тайна. Даже мама об этом не знает. Странно немного, но, в конце концов, он мой папа. В уик-энды водит меня в кино, театр, в кафе, на самом деле он заменяет мне всех парней. То есть не заменяет, но у меня, по крайней мере, есть такой заменитель. Относится ко мне как к настоящей даме — пропускает вперед, подает пальто, покупает все, что захочу, — любые шмотки, косметику, поездки. Я его маленькая принцесса. Хотя порой чувствую себя как вещь, его собственность. А мама так каждый день. Бедная. Иногда я его люблю, а иногда только боюсь и делаю вид, что люблю. Меня немного раздражает, что в 26 лет я вынуждена перед ним отчитываться, куда и с кем иду. С одной стороны, у меня есть все, с другой — ничего, никакого выбора.
Расходимся, в частности, по поводу парней. Папа самый главный, он это знает, но ведь я не выйду за него замуж. Моему папе нравятся респектабельные, солидные, воспитанные, вежливые, культурные, лучше всего в костюме, а что поделаешь, если я влюбляюсь в рок-музыкантов? Круче всех басисты, они самые мрачные, загадочные. С одним таким я потеряла девственность. Мне было 17, мы с подружкой поехали якобы к ее тете в деревню помогать на сенокосе, а на самом деле рванули на море. Там познакомились с компанией из десятка длинноволосых парней и чуть не обалдели от счастья. Колесили с ними автостопом по всей стране, пили вино, пели у костра, купались нагишом в море. Это были лучшие каникулы в моей жизни. Вернулась домой, по уши влюбленная, представила Алекса отцу — якобы познакомилась с ним в этой деревне, в поле. Алекс меня обнимал, целовал и вообще вел себя раскованно. У моего старика желваки заходили, но волю он себе дал, разумеется, потом, когда Алекс ушел, при нем-то был сама любезность: «не хотите ли чаю, коньяку». Начал орать: «Здесь я решаю, с кем тебе встречаться, сюда не будет приходить всякий сброд. Только через мой труп». Когда я сказала, что все равно сделаю так, как хочу, ударил меня по лицу с такой силой, что я упала. Тут я впервые почувствовала, что он меня уничтожает и я хочу его за это убить. А Алекс? Алекс не понимал, что я не могу поехать с ним в концертный тур, что я должна возвращаться с тусовки не позднее часа ночи, а не через два дня. И нашел себе другую, такую, которая была всегда свободна.
Кажется, больше всего самоубийств происходит по утрам в понедельник, а у меня по понедельникам нет сил даже умереть. Не хочется встать на подоконник и открыть окно. Солнце так слепит, выключите его. Папа. Я как-то уже так стояла. Тогда, после Алекса, перед выпускными. Из-за папы, папочки, ревнивого сукина сына. Ничего мне не хотелось: любить, ненавидеть, плакать, а больше всего — жить. Хотелось только смотреть вниз. С высоты десятого этажа. И еще полететь. Лететь, парить, взмывать ввысь, к солнцу, облакам, расправить крылья, раскрыть ладони и быть свободной. Кажется, человек умирает еще в полете от разрыва сердца. Падает трупом на землю. И уже ничего не чувствует, даже падения, ничего у него уже не болит.
Сцена четырнадцатая
Аккаунт. Мне приснился сон. Я стояла на шоссе, ведущем в небо.
Бухгалтер. Мне ничего не снилось. Абсолютная пустота.
Креатор. Я видела во сне себя. Себя.
Байер. Бодрящая свежесть утра, я с парнем на лугу.
Медиапланер. Мне снился прейскурант жизни.
Директор. Кровать.
Менеджер. Детский сад.
Аккаунт. Вокруг толпа людей, все проходили мимо меня, толкали, осмеивали, показывали пальцем. Мне хотелось провалиться сквозь землю, скрыться от них, бежать, но я не могла сдвинуться с места. Ноги налиты свинцом. Они смеялись, а кроссовки кричали «Не дай себя остановить».
Креатор. У меня были только глаза, язык и сердце. Странно, да? Все происходило у меня дома. Я стояла перед шкафом и выбирала новую кожу, самую безупречную, шелковистую модель. Укрепляющую, увлажняющую, антицеллюлитную, лимфодренажную, против растяжек. Примерила их тысячу и одну, но все было не то.
Байер. Мы лежали на траве, грелись на солнце и слушали утреннее шоу — музыку, с которой легко. Bye bye монотонность. За секунду небо затянуло тучами, и сверху посыпались камни. Легче, чем летний дождь, нежнее, чем поцелуй.
Медиапланер. Блузка по кредитной карте 300, сапоги 800, отпуск 4000, машина 70 000, квартира 250 000. Воспоминания, страсть, проведенные вместе минуты, противоречивые чувства — бесценны. Я открыла кошелек и вынула монетку. На свою беду.
Директор. Кровать king-size. Сто квадратных метров. Вокруг голые стены. Я лежала на ней одна и дрожала, я не ела уже месяц. И пришел ко мне холодильник, открыл дверь и сказал: «Съешь, сколько сможешь». Заглядываю туда, а там пусто.
Это не пьеса, это сборник текстов для пения и декламации. Все, что написано — кроме заголовков, — должно произноситься на сцене, все входит в текст.Нет здесь и четко обозначенных действующих лиц, кроме Души, мертвого Вора и Ювелира. Я понятия не имею, сколько должно быть врачей, сколько женщин, сколько бабок в хоре, сколько воров — приятелей убитого. Для меня они — голоса во мраке, во мраке ночи. Пропоют свое и замолкают. Еще должны кудахтать куры и выть собаки. Так мне это слышится.Анджей Стасюк.
В антологии собраны разные по жанру драматические произведения как известных авторов, так и дебютантов комедии и сочинения в духе античных трагедий, вполне традиционные пьесы и авангардные эксперименты; все они уже выдержали испытание сценой. Среди этих пьес не найти двух схожих по стилю, а между тем их объединяет время создания: первое десятилетие XXI века. По нарисованной в них картине можно составить представление о том, что происходит в сегодняшней Польше, где со сменой строя многое очень изменилось — не только жизненный уклад, но, главное, и сами люди, их идеалы, нравы, отношения.
Во 2-й том Антологии вошли пьесы французских драматургов, созданные во второй половине XX — начале XXI века. Разные по сюжетам и проблематике, манере письма и тональности, они отражают богатство французской театральной палитры 1970–2006 годов. Все они с успехом шли на сцене театров мира, собирая огромные залы, получали престижные награды и премии. Свой, оригинальный взгляд на жизнь и людей, искрометный юмор, неистощимая фантазия, психологическая достоверность и тонкая наблюдательность делают эти пьесы настоящими жемчужинами драматургии.
В Антологии современной британской драматургии впервые опубликованы произведения наиболее значительных авторов, живущих и творящих в наши дни, — как маститых, так и молодых, завоевавших признание буквально в последние годы. Среди них такие имена, как Кэрил Черчил, Марк Равенхил, Мартин МакДонах, Дэвид Хэроуэр, чьи пьесы уже не первый год идут в российских театрах, и новые для нашей страны имена Дэвид Грейг, Лео Батлер, Марина Карр. Антология представляет самые разные темы, жанры и стили — от черной комедии до психологической драмы, от философско-социальной антиутопии до философско-поэтической притчи.