Тиора - [27]

— Меня пока это устраивает, я справляюсь.

— Это пока что, а чем дальше, тем больше таких мыслей у тебя будет, и во что тогда превратятся твои лишние десять лет жизни? В Ад на Земле! — Марк вперил взгляд в друга. — Вот сейчас у тебя опять разыгралась твоя ипохондрия, ты снова сдавал анализы, и что? Через сколько ты узнаешь результат? И как ты будешь чувствовать себя все это время, и что думать, мучая себя мыслями?

— Через четыре дня. Но эти четыре дня — не Ад, конечно. Так. Ожидание эшафота, — отозвался Матвей.

— А теперь растяни это ожидание на десять лет, а то и больше.

— Но это все же лучше небытия.

Марк резко встрепенулся, скептически цокая языком.

— Небытие будет в любом случае. Ты все никак это не примешь. Но перед ним ты еще пострадаешь так, что возможно захочешь прекратить эти страдания раньше времени. Это опять же если все-таки выберешь судьбу Премудрого Пескаря. Если же начнешь двигаться, все может стать иначе.

— Быть Премудрым Пескарем — не значит четыре комнаты. Это крайность, — произнес Матвей.

— В твоем случае оно может именно так и быть.

— Нерискованная работа, планируемые отпуски, регулярная диспансеризация, не ездить на машинах между городами, не ходить по ночам, — перечислял Матвей.

— И сколько таких жизненных ограничений ты придумаешь себе еще?

— Не знаю, сколько потребуется.

Марк лишь фыркнул на это, затем сказал:

— Это уже не жизнь точно, а перманентное мучение. Хотя, кто его знает. Возможно, ты успокоишься, сведешь все-таки стрессы к минимуму, и все пойдет в спокойном русле, которое ты сможешь относительно стабильно держать, и какие-то симптомы лишь периодически будут о себе напоминать. Но у меня так не получится, к сожалению.

Матвей откинулся в кресле и молча смотрел в потолок. Марк медленно прошел по комнате и устало присел на край кровати.

— Знаешь, — сказал он, — я всегда считал, что человек должен двигаться, познавать мир, стараться увидеть его, путешествовать. Что в этом и есть счастье человеческое. Но сейчас я думаю: а кто я такой, чтобы решать за других? Ведь есть люди, которым действительно не нужно никуда выходить, даже если они абсолютно здоровы. Им не нужны дальние неизведанные края, путешествия и другие люди, и они вполне могут быть счастливы даже в своих четырех стенах без какого-либо самообмана. Видимо, ты просто из их числа. А я сейчас как будто попал в когорту тех, кто с высокомерием усмехается над такими людьми, считая, что их жизнь убога, и лишь мы знаем истину о настоящем счастье. Глупость какая.

— Меня действительно устраивает моя жизнь, и я действительно не хотел бы куда-то особо выезжать, — сказал Матвей. — Нет, может я и непротив посетить пару интересных мне мест, но не так, чтобы я прямо сильно горю этим желанием. Я хотел бы просто любящую, понимающую меня девушку, а впоследствии жену, разделяющую мои вкусы на музыку, литературу, кино и искусство. Уютные домашние вечера с ней и друзьями за какой-нибудь интересной настольной игрой под хороший алкоголь. Семейные праздники, да и вообще, банальный семейный покой. Я бы так спокойно и прожил свою жизнь, ведь многого я от нее и не требую. И если моя жизнь пройдет именно так, я буду очень счастлив и без всяких путешествий по миру. Это уж оставь себе.

Марк слушал друга, улыбаясь краем рта, и лишь качал головой.

Это были теплые солнечные дни, и Марк радовался им, так как всё, что ему было нужно в этот момент, это роликовые коньки, сухой асфальт и музыка в ушах. И затем начинался танец в фигурах, вращениях и безумном беге по городу, вихрем кружась мимо прохожих людей, снующих и куда-то спешащих в повседневных делах своих. Сердце его казалось вот-вот выпрыгнет от счастья и радости, переполнявших его, и город с его людьми привиделся ему в уже совсем ином свете, как будто Марк снял с глаз повязку, до этого закрывавшую ему обзор и туго стягивавшую его голову. Крылья. Свобода. Полет.

Наконец наступил день отъезда. Марк проснулся с утра, немного полежал в кровати, глядя в потолок и пытаясь преодолеть небольшую тревогу, появившуюся у него в груди. Он понимал, что это нормально: нормально бояться таких перемен, но юноша знал, что обратного пути нет, и его обязанность сделать это, потому что это было его желание. Поднявшись в постели, Марк сел, исподлобья взглянув на уже собранные пожитки еще вечером вчерашнего дня.

Светло-коричневый рюкзак из материала, похожего на мешковину, с мощными широкими лямками стоял в углу, пузатый и плотный. По бокам его были приторочены роликовые коньки, без которых Марк точно никуда не поехал бы, и уже не представлял свою жизнь без того, что он сильно любил, и что в свое время в некотором роде спасло ему жизнь. Рядом лежал собранный заранее купленный спальный мешок маленьким, компактно упакованным цилиндром. Марк не знал, где и в какие моменты судьбой ему будет уготована постель, и решил сразу заранее позаботиться об этом.

Юноша поднялся, не спеша оделся и решил, что завтракать он сегодня не будет. Есть не хотелось совсем.

В тот же день, когда были куплены билеты, Марк сообщил Николаю, время поездки, на что друг предложил подвезти его к самому вокзалу и проводить его. Настал час отправления, и юноша, закинув рюкзак себе за спину, и сверху накинув упакованный спальный мешок, стал посреди комнаты и последний раз окинул взглядом то место, где он прожил последние два года.