Тиора - [26]

Рейс Марка был через пять дней, и теперь юноша немного расслабился и решил, что сейчас он должен просто ожидать, занимаясь любыми интересными ему делами. Разум его был спокоен, ибо нет ничего более успокаивающего, чем видение определенности в ближайшем будущем. И даже если это будущее было бы худшим, чем сейчас, все же даже такая определенность приносит спокойствие, так как человек за все время ожидания, если он умеет мыслить и анализировать свою жизнь и окружающий мир, умеет смириться и принять весь груз, который ему предстоит нести. А это уже приносит некий покой в душу. Неопределенность же пожирает, и совсем не зная к чему готовиться (сложно настроить себя и смириться с самым худшим, не имея конкретной ситуации этого худшего) можно даже отчаяться и сойти с ума.

Все пять дней Марк пребывал в медитационном покое и в некоторой гармонии с миром вокруг. Ему не нужно было ни за что волноваться и переживать за завтрашний день. Это еще ему предстоит там, впереди, но здесь его судьба расписана и ясна, а значит, нет места волнениям в душе такого человека.

Юноша виделся с разными знакомыми и друзьями, общался с ними легко и непринужденно, как будто сбросились все оковы с его души, которые до этого сжимали все его тело и разум, не давая глубоко и размеренно дышать в полном спокойствии.

Среди этих дней к Марку наведался еще один его относительно давний друг Матвей. Это был высокий молодой человек двадцати четырех лет с красивым лицом, обрамленным короткой стильной бородкой и усами. Его прическа и одежда всегда соответствовали образу развитого человека, который тщательно следит за своей внешностью. Порой Матвей даже надевал на нос очки со стеклами без диоптрий, что придавало ему вид интеллектуала, что в целом было недалеко от истины. Парень был умен, начитан, оригинален в своих суждениях, любил музыку, литературу и кино «для избранных», как говорил сам Марк. Также молодой человек был страстным поклонником различных настольных игр, при этом крайне своеобразен в общении и своем поведении, что придавало ему некоторый индивидуальный шарм. Марк искренне считал друга намного привлекательнее для женского пола, чем он сам, о чем не раз ему говорил, но это все равно не избавляло Матвея от какой-то странной неуверенности в себе при общении с девушками.

Впрочем, еще недавно у него была возлюбленная, но после трех лет пребывания вместе их отношения изжили себя. Не было никакой эмоциональной подпитки ни для нее, ни для него, и они сошлись на том, что им просто стоит спокойно расстаться, ибо все окончательно зашло в тупик. Матвей всегда старался внешне казаться непреклонной скалой, но Марк знал, как страдал друг в последующие месяцы после расставания с девушкой, что порой выливалось в длинные разговоры между ними, самоанализ и самокопания.

— И что ты будешь там делать? — голос Матвея был негромким и, вообще, малоэмоциональным.

— У меня есть план, — ответил Марк. — Я не кидаюсь в пучину с бухты-барахты, не зная, что делать в самом Гонконге. А что еще, по-твоему, я могу сделать? Ты ведь знаешь причину. Ты совсем другой человек, мы мало похожи, но все-таки, что сделал бы ты на моем месте, имея мои проблемы?

— Шел бы к врачам.

— Мы уже обсуждали это с тобой, — Марк лишь отмахнулся рукой, — и твои походы к врачам с твоими проблемами мне известны. Но дало ли это что-то тебе? Как мне кажется, не особо. Лишь выброшенные деньги и успокоение на пару месяцев.

Матвей, как и Марк, был в некоторой степени невротичен по складу своей психики, но в другом направлении. Парень страдал ипохондрией, которая то уходила в ремиссию, то вновь обострялась на фоне сильных стрессов и каких-либо непонятых для него отклонений в здоровье. В итоге такие моменты выливались в постоянное хождение к различным врачам и выявление различных болезней. Самой большой фобией Матвея был страх онкологического заболевания. И в какой-то момент его фобию подпитали внезапно выскочившие лимфатические узлы, часто первые предвестники раковых опухолей. Молодой человек тогда оббегал разных врачей, даже побывал у онколога, но, конечно же, у него ничего не нашли. Он бы абсолютно здоров. Марк, хоть и никак не относился к медицине, но за годы изучения своего состояния, считал, что большинство проблем Матвея имеют невротическую природу. Тем и успокаивал друга в минуты особых обострений его ипохондрии.

— Ты готов так жить и дальше? — спросил Марк.

— А что я еще могу поделать? Кинуться, как ты, в странное путешествие, считая это каким-то преодолением? Это точно не мое.

— Но ведь лучше попытаться избавиться от недуга даже радикальными методами, чем мучиться всю жизнь, не понимая, то ли ты живешь, то ли выживаешь? Не лучше ли умереть, пытаясь, чем тихо, забившись в угол, существовать в нем, со страхом озираясь по сторонам?

— Как по мне, мой угол мне дороже, — ответил Матвей.

Он сидел в кресле, расположив руки на подлокотниках, и периодически посматривал в пол. Марк заходил по комнате туда и обратно.

— С тобой там может случиться что угодно, и ты будешь далеко от дома, — тихо проговорил Матвей.

— Ну, и что же теперь? Я не смогу как ты сидеть в четырех стенах, ожидая смерти или страшного диагноза со дня на день. Что толку от такой жизни? Даже если, к примеру, я проживу на десять лет меньше, чем ты, но проживу ее ярко, сумев отодвинуть все страхи и вздохнув свободно, не лучше ли это будет? Толку от твоих лишних прожитых десяти лет, если ты также будешь сидеть в четырех стенах, просаживая жизнь в интернете и играх, и тихонько себя ненавидеть, прислушиваясь постоянно к своему организму: "А, не сдохну ли я сейчас через десять секунд от оторванного тромба или через два месяца от рака"!