Тиора - [131]

Шрифт
Интервал

— А ты не занимался слоновьей костью или алмазами? — спросил Марк.

— Когда-то пробовал, но в этом бизнесе хватает своих неудобных моментов, и я быстро перешел на то, чем занимаюсь сейчас. Меня это устраивает больше, а деньги практически те же.

Ин-Салах они проехали достаточно быстро, иногда останавливаясь, чтобы пропустить группы туарегов с верблюдами, полностью перекрывавшие дорогу. Сахара была каким-то странным, но пленительным местом. У юноши было сильное ощущение, будто он попал на совершенно другую планету. Местами колонна проезжала мимо огромных барханов желтого песка с острыми гребнями, наметенными пыльными бурями, которые гнал сухой и жаркий сирокко. Поверхность таких холмов часто была сплошь усыпана песочными змейками волнообразных выпуклостей, и весь склон со стороны походил на большую стиральную доску.

Такие пейзажи навевали Марку мысли о давних временах, о которых он читал в книгах. В его разуме проносились картины множества караванов с верблюдами и укутанными легкими тканями людьми, двигавшимися месяцами через смертоносную пустыню. То было время и удел бесстрашных и сильных духом, ибо борьба с Сахарой — настоящий вызов, цена которому — жизнь, стоит лишь зазеваться. В такие моменты юноша снова вспоминал рассказы Джека Лондона про Белое Безмолвие Аляски, где такие же сильные люди преодолевали преграды суровой Матери-Природы. Желтая выжженная пустыня против Белой морозно-трескучей пустыни, и неизвестно, что страшнее. Марк восхищался людьми тех лет, они были одними из его вдохновителей и их примеры поддерживали в нем силу идти сквозь трудности этого мира.

Иногда же он думал о том, что были и те, кто поплатился своей жизнью, сражаясь с пустыней. Могли сгинуть и целые караваны, и отдельно шедшие заблудившиеся вымотанные жарой путники. Изможденный и обезвоженный, такой человек в итоге видел впереди себя оазисы, полные зелени и воды, и на радостях обретал силы для последнего рывка с мыслью об избавлении от смерти и страдания. Какова же была его внутренняя душевная боль, когда он понимал, что это был лишь мираж, галлюцинация. В итоге он мог лишь отчаянно ползти дальше, мучиться и периодически впадать в забытье, разговаривая с кем-то. Его лицо становилось коричневым и морщинистым, как у старика, даже если он был юношей, а растрескавшиеся сухие губы начинали кровоточить. В безумном исступлении жажды он мог начать пить собственную кровь, уже не понимая, что творит. Обычно это заканчивалось рвотой и болью. Многие из таких людей сходили с ума. В конце концов, он останавливался, ложился ничком на песок и затихал, медленно умирая под убийственным солнцем. Страшная мучительная смерть.

На пути порой попадались полностью ровные каменистые равнины, уходящие далеко за горизонт, а порой и совсем какие-то фантастические пейзажи в виде странных каменных выветренных глыб, торчавших из песка. В таких местах бывали целые торосы из непроходимых острых красноватых камней вперемешку с сухой песочной крупой. Многие из скал выглядывали лишь небольшим пиком, как айсберги на поверхности воды, и как у айсбергов под водой, их основная каменная часть покоилась, скрытая от глаз под толщей миллионов тонн песка. На закате же эти красноватые камни покрывались ярко-оранжевым и ярко-красным оттенком, будто собирали на себе и отражали всю энергию солнца за целый день во всей ее палящей, безжалостной и смертоносной сути до такой степени, что глазам сложно было долго смотреть на весь этот сочный цвет.

Закаты Африки легко можно было бы назвать «пожароопасными». Кастанеда говорил, что сумерки — это трещина между мирами при переходе дня в ночь, но в Африке кажется, что это трещина в Ад, из которого наружу рвется пламя страшной силы. Впрочем, в этом и есть красота и магия красок природы этого континента. И они лишь напоминают человеку о его бренности, сиюминутности его короткой жизни, и о том, что за всеми его действиями может стоять либо вознаграждение, либо наказание, а, значит, направляют такого человека на жизнь по совести и праведности. Это относится, как к верующему, так и к атеисту, просто выливаться это будет в разные мысленные категории, которыми оперируют и те и другие. Если верующий будет опираться в этот момент на память о нарушении предписаний своей религии и наказании после этого, вплоть до эсхатологических представлений и Судного Дня, то у атеиста такие картины могут вызывать образы силы вполне реальной окружающей его Матери-Природы, которая так же в любой момент может настигнуть и окончить его дни в мгновение ока, если такой человек забудет о том, что на этой планете он всего лишь пассажир, гость, но никак не хозяин, который берет из своего дома, не принося в него ничего взамен.

Испещренные глубокими выветренными бороздами скалы снова сменились на ровные песчаные, местами волнистые, местами гладкие, дюны. Колонна грузовиков въезжала в город-оазис Таманрассет, один из главных пунктов транссахарской магистрали. Здесь также было достаточное количество туристов, снующих между небольшими зданиями из красного кирпича.

— Еще один город туарегов, — сказал наемник. — Они тут основное население.


Рекомендуем почитать
Сборник поэзии и прозы

Я пишу о том, что вижу и чувствую. Это мир, где грань между реальностью и мечтами настолько тонкая, что их невозможно отделить друг от друга. Это мир красок и чувств, мир волшебства и любви к родине, к природе, к людям.


Дегунинские байки — 1

Последняя книга из серии книг малой прозы. В неё вошли мои рассказы, ранее неопубликованные конспирологические материалы, политологические статьи о последних событиях в мире.


Матрица

Нет ничего приятнее на свете, чем бродить по лабиринтам Матрицы. Новые неизведанные тайны хранит она для всех, кто ей интересуется.


Рулетка мира

Мировое правительство заключило мир со всеми странами. Границы государств стерты. Люди в 22 веке создали идеальное общество, в котором жителей планеты обслуживают роботы. Вокруг царит чистота и порядок, построены современные города с лесопарками и небоскребами. Но со временем в идеальном мире обнаруживаются большие прорехи!


Дом на волне…

В книгу вошли две пьесы: «Дом на волне…» и «Испытание акулой». Условно можно было бы сказать, что обе пьесы написаны на морскую тему. Но это пьесы-притчи о возвращении к дому, к друзьям и любимым. И потому вполне земные.


Палец

История о том, как медиа-истерия дозволяет бытовую войну, в которой каждый может лишиться и головы, и прочих ценных органов.