Тимур и его «коммандос» - [28]

— Эй, москаль! З нами пойдёшь? Мы до парка.

Олег за спиной Сашко сделал не очень приличный жест и поморщился:

— Трепло.

— Не, ребята, — Данила покосился на свою спутницу, — Я Клару провожу.

Сашко, похоже, хотел что-то сказать, но Олег пнул его коленом под копчик и сделал невинное лицо, когда тот обернулся. Олег-тёзка, выходящиё как раз из спортзала, мимоходом предложил:

— Москвич, ты заходи к нам, когда захочешь.

…Парней было трое. И, судя по запаху, они шли не из бала в школе. По интонации разговора, ведшегося на повышенных тонах и пересыпанного матом, это можно было понять ещё лучше.

— Давай повернём, — сказала Клара, крепко сжав локоть Данилы. — Это Витаха с приятелями, меня не тронут, но до тебя обязательно домотаются.

— Не бойся, — тихо ответил мальчишка, оценивая противников. Только один был с него ростом и шириной плеч. Двое других — покрупнее. Весьма обычная история — трое прибалдевших от выпивки и безделья переростков.

— Данила, их трое…

— Не бойся, иди рядом со мной, — так же тихо и спокойно, почти отстраненно, сказал Данила.

Те трое шли навстречу, занимая почти весь тротуар — развинченной походкой никуда не спешащих людей. Они тоже замедлили шаг, но Данила шел прямо на них — и троица расступилась. Правда, слишком узко — так, что можно было учуять запах спиртного и фруктовой резинки. Но Данила спокойно и жёстко — на ходу — отодвинул одного плечом, и они с Кларой прошли, не сбавляя и не убыстряя шаг, не теснясь друг к другу.

Свисток раздался вслед, когда они уже отошли шагов на десять. Такой негромкий, но паскудненький свисточек: мол, шагайте, мы сегодня добрые…

Данила и сам не помнил, как оказался вновь лицом к лицу с теми тремя. И сухо, отрывисто спросил:

— Кто тут под Соловья-Разбойника косит?

Наверное, было что-то ТАКОЕ в его голосе, в позе, да и просто в решительности незнакомого поддавшим придуркам мальчишки, отчего они сперва попятились — все трое — а потом, быстро повернувшись, почти побежали по улице.

— Пошли, — громко сказал Данила, подавая руку Кларе. — А то тут сортиром воняет.

Никто из тех троих даже не замедлил шаг.

… - Ты что, железный, что ли?

Это были первые слова Клары с момента неприятной встречи. И сказала она их уже около своего дома. Данила пожал плечами — ему было неловко.

— Почему железный?

— Их же трое было! Вообще они безвредны, но когда компанией и водки нюхнут — спасай добро, станичники! — Данила рассмеялся. Клара сердито продолжала: — А если бы они тебя отлупили?! Я бы не оттащила!

Вместо ответа Данила окинул взглядом дом — не такой большой и явно не такой благоустроенный, как у них: с удобствами во дворе и колонкой для воды наискось, под каштаном.

46.

— Вот, значит, где ты живешь?

— Вот, значит, где я живу! — передразнила Клара. — Ты не ответил!

— Я бы стал драться, — Данила повел плечом. — Может, у них и не получилось бы меня отлупить.

— Теперь ты сможешь зайти за щенком, — вдруг сказала Клара.

— Через две недели? — вздохнул Данила, подумывая, не взять ли ему Клару за руку, чтобы немного придержать, чтоб не уходила так быстро.

— Сначала его нужно выбрать, — засмеялась девушка и ловко прыгнула в калитку.

…Домой Данила вернулся около двух ночи, никого своим появлением не разбудив. Костюм повесил в шкаф и свалился в трусах на кровать, которую не удосужился разобрать. Широко зевнул — и рассмеялся в полутьме комнаты. Таким счастливым он не чувствовал себя ни разу за все четырнадцать лет своей жизни.

— Клара! — громко сказал мальчишка, закрыл глаза и представил себе, как они целовались на башне. Потом — солнечные зайчики запрыгали по заводи озера… или это было не озеро, Данила не мог понять… и они с Кларой ловили солнце ладонями, его свет, похожий на жидкий металл, но не раскалённый, а тёплый и пушистый…

Данила спал.

ГЛАВА 11.

Навестить "Хорт" он решил не откладывая. В воскресное утро небо хмурилось, и Данила влез в чёрную ветровку с золотой надписью "Я — СВОЙ!". А в удобный карман ветровки положил пистолет, решив теперь в связи с "усиленным режимом" без него никуда не выходить. Ну к чёрту! А то правда придешь в себя где-нибудь за пределами страны. Он, впрочем, по-прежнему не представлял себе, как это будет стрелять в живое существо, но пистолет придавал уверенности. Рекомендацию-разрешение, подписанное мамой, Данила спрятал в другой карман.

Несмотря на тучи — или благодаря им — на улице оказалось даже не тепло, а душно. В развалинах Данила едва не запутался, с большим трудом выбрался к заброшенному рынку и, огибая здание, добрался до парадного входа в клуб.

Если честно, ему было не по себе. В голове роились разные сцены жутковатых обрядов посвящения, вспоминания о тайных обществах, зомбировавших своих членов… Данила оставался настоящим подростком девяностых — то есть, в первую очередь индивидуалистом.

Пока он раздумывал — двери вдруг распахнулись, и наружу выскочил мальчишка в спортивном костюме — так, словно ему влепили пинка. Слетев по ступенькам, он обернулся и заорал, сорвавшись в последнем слове "на петуха":

— Правду не замажешь!

Из дверей раздался демонический хохот, потом вылетел кед. Мальчишка — он был смуглый и черноволосый — в полёте отфутболил кед обратно, завопил: "Го-о-ол!" — и, подмигнув Даниле, побежал по улице.