Тим Бёртон: Интервью: Беседы с Марком Солсбери - [70]
Книга Уоллеса — это скорее сборник коротких рассказов о приключениях Эдварда Блума, чем единое повествование, и Джону Огасту, потерявшему собственного отца совсем недавно, когда он впервые читал книгу в рукописи, прежде всего пришлось искать способ превращения этого собрания эпизодов в связный сценарий. Одной из его находок было использование нескольких разных рассказчиков, включая Эдварда и Уилла, что оказалось очень удачным для литературного произведения об искусстве рассказывать истории.
Может быть, этот прием здесь и не столь эффектен, как в «Расёмоне»[129], но он придает фильму некий дух свободы, что мне очень нравится. Несмотря на все различия, в картине есть определенное сходство с «Эдом Вудом» — это не биография в классическом смысле, потому что у каждого несколько иной взгляд на происходящее. Именно этим мне понравилась книга «Кошмар исступления»: один человек что-то рассказывает, другой ему противоречит, и это создает ощущение подлинности. В Англии часто слышишь, как историки говорят, выступая на телевидении: «Генрих VIII сделал то-то и то-то», а меня так и подмывает спросить: «А тебе-то, черт возьми, откуда это известно?»
Книгу «Крупная рыба» я прочитал гораздо позже, чем сценарий, и не знаю, захотел бы я снимать фильм или нет, познакомься я с книгой раньше. В ней множество интересных мыслей, но отсутствует четкая форма, что, наверно, и позволило Джону не чувствовать себя так, словно перед ним Библия. У тебя есть право брать темы и превращать их в нечто иное, перекладывать другими выразительными средствами. Думаю, Джону хорошо удалось придать сюжету книги более четкую структуру, хотя она кажется мне несколько странной, мозаичной — один ее элемент влияет на другой, к тому же вначале она чересчур усложнена, а потом излишне упрощена. Но, думаю, во многом так и есть в человеческих отношениях подобного рода. И, как мне сдается, Джон вложил в эту историю гораздо больше, чем было в книге.
Обычно, когда имеешь дело с киностудией, нужно уметь описать фильм одной фразой, иначе ты не сможешь его снять, — так, во всяком случае, они считают. Было большой удачей, что сценарий нравился и мне и им. Никто не хотел ничего менять, несмотря на то, что фабула весьма замысловатая: она развертывается то в реальности, то в фантазии, один из актеров должен сыграть идеализированную версию старика в молодости, а двойное исполнение ролей Альбертом и Эваном, Джессикой и Элисон нарушает всякую последовательность изложения. В итоге все превращается в какую-то причудливую головоломку. И все-таки студия хотела это снимать — вот что мне казалось удивительным, тем более что в картине не участвовала ни одна модная кинозвезда, благодаря которой фильм можно было бы выгодно продать. Я безумно радовался, что в процессе работы не приходится перекраивать сценарий. Еще до начала съемок я сказал: «Эту вещичку трудно будет продать: что о ней ни скажешь, может создаться неверное впечатление». В ней нет того, что могло бы иметь успех на рынке. Что касается ведьм и великанов, то в других фильмах они больше впечатляют своими масштабами. А меня проект зачаровал в том числе и своей проблемностью.
Сценарий всегда требует каких-то небольших доработок, часто по бюджетным соображениям; так, была добавлена сцена рождения, весь большой эпизод на холме нам пришлось снимать с сотнями статистов. Кроме того, позднее появилась сцена с ванной: мы хотели, чтобы Альберт и Джессика в тот момент были бы только вдвоем. А сцена, когда Эван дерется в темноте, используя приемы каратэ, появилась в последнюю минуту: она привлекла нас своей дешевизной. Мы также добавили всякие мелкие детали, например механическую руку «Хэнди-матик», потому что по сценарию Эдвард продавал отвертки, а нам хотелось придумать нечто более приличествующее миру фантазий, в котором он живет. Некоторые из этих новых идей были воплощены буквально в день съемок, другие — за несколько дней заранее. Люди из отдела реквизита просто выходили из себя: им постоянно говорили: «Сделайте то-то и то-то, мы будем снимать через три дня». Впрочем, полагаю, и определенное удовольствие от этого они тоже получали: приходилось творить с ходу, а не планировать все на многие месяцы вперед...
Съемки фильма проходили главным образом в Монтгомери, штат Алабама, с января по май 2003 года. Здесь был спят, по существу, весь фильм, если не считать недели работы в Париже.
Алабама — особое место, ощущаешь себя так, словно ты в другой стране. Впрочем, те же чувства можно испытать и в Лос-Анджелесе, особенно теперь, при нынешнем губернаторе Шварценеггере.
Там было много милых людей, что имело и оборотную сторону: создавалось впечатление, что излишнее дружелюбие маскирует кипящую внутри враждебность. Но люди действительно были дружески расположены, а я, как вы знаете, не слишком к этому привык: начинаю нервничать, впрочем, это уже моя проблема, а не их. Получаешь некие флюиды, и, думаю, это идет на пользу картине.
Эскиз Бёртона для «Крупной рыбы»: механическая рука «Хэнди-матик»
Хорошо, что ты находишься в том месте, где происходит действие всей этой истории. Для актеров тоже полезно почувствовать окружающую обстановку, да и местный акцент надо научиться изображать. Такое кино не снимешь в лос-анджелесском павильоне. Мне, актерам, всей съемочной группе было важно побывать здесь, ощутить атмосферу: в этом есть некое странное очарование. Что же касается статистов, играющих крошечные роли, то они набираются из числа местных жителей. Это здорово, потому что попадаются интересные люди, вообще массовка здесь сильно отличается от лос-анджелесской. Взять хотя бы того парня, который предлагает Эдварду продавать «Хэнди-матик».
