Тиховодье - [79]

Ей кажется, что скульптура двигается.

Подобно устройству с тугой механической заводкой. Медленно и незаметно сгибаются бронзовые колени, поднимается рука с ножом.

Внезапно раздается мощный удар, от которого земля вздрагивает, уйдя из-под руки. Ее локоть подгибается, и она падает на спину. Вслед за ударом следует громкий треск. Крышка гроба, разломленная на две половины, взлетает в воздух.

Из заполнившей яму венозно-кровавой воды вырываются руки, упираются в края ямы, напрягая огромные трицепсы, и вслед за ними показывается голова. Слипшиеся в черных сгустках волосы, сверкающие пустыми белками глаза.

Когда человек встает в полный рост, она узнает его не сразу, но, когда узнает, у нее не остается сомнений – это тот самый мужчина, которого она видела в торговом центре в день, когда потерялся Максим. Высокий, так загадочно улыбнувшийся, будто их связывало нечто большее, чем мимолетное столкновение плечами в очереди к кассе.

Из одежды на нем только «боксерки». Красно-черные разводы и подтеки по всему телу. Живот улыбается жутким окровавленным разрезом. Кусок кожи, жира и мышц оттянутый вниз выглядит задорно высунутым языком. Если бы в аду создали свой «Rolling Stones» заменив Мика Джагера на Чарльза Мэнсона, символ группы мог бы выглядеть именно так. Хотя и назывались бы они уже «Killing Stones».

Кишки, проглядывавшие из разреза, не вываливаются только благодаря тому, что мужчина, по всей видимости, до самой смерти находился в хорошей физической форме – мышцы упруги, а сама рана недостаточно широка.

Он хрипит и из его рта вываливается комок грязи.

– За… – произносит он, сиплым низким голосом, – …что.

– Прошу, не трогай меня, – Катя находит в себе силы подняться на ноги и отступает, готовая бежать, мчаться куда глядят глаза, при малейшей попытке человека податься в ее сторону.

Но тот стоит, не делая ни шага, и она успокаивается.

– Он, – мужчина показывает на свой улыбающийся живот, – сделал это со мной…

– Я не понимаю, – она медленно отступает назад. – Я не понимаю, о чем вы.

– Любимая, – говорит он.

Это первое, отчетливо выговоренное им слово, всколыхнуло ее сознание, как сосуд, наполненный мутной водой. По поверхности идёт волна, усиливающаяся с каждым ударом о край и поднимающая со дна ил и гниющие останки умерших воспоминаний. Она чувствует, что ее вот-вот опять закружит хоровод из лиц. Рука ощупывает воздух в поиске опоры.

Рыжая Рима смеясь, снимает парик и вот она уже со своим естественным цветом волос. Неизвестный ей человек с бородкой выкладывает перед ней бумаги с бесформенными чернильными пятнами и откидывается в широком кожаном кресле. Вслед за ним появляется Александр, барменша Юля, водитель фургона. Они пытаются докричаться до нее, но она не слышит ни слова. Они – лишь рыбы в мутной реке, в тихой заводи ее потерянной жизни.

Нет, только, не сейчас, – в панике думает она. – Сейчас нельзя отрубаться.

Катя щипает себя сквозь джинсы. Не помогает. Дьявольская карусель лиц мчится перед ней все быстрее.

Она впивается ногтями в щеку. Кричит, но острая боль отрезвляет и возвращает в реальность.

– Алексей? – имя само срывается с губ.

– Вспомнила? – мужчина широко улыбается, демонстрируя беззубый рот. – Значит, теперь ты осознаешь, что это ты виновата в том, что произошло?

– Нет, нет, – она качает головой. – Я не помню вас. И не понимаю, в чем вы меня обвиняете.

– Ты виновна в том, что не хотела замечать проблем со своим сыном. Закрывала глаза и отворачивалась от них, хотя наверняка догадывалась. Нельзя долго принимать навязчивость за любовь, истеричность за слабость и ранимость. И вот посмотри на результат. Это он сделал со мной. Два удара в живот, чтобы посмотреть на мучения и потом контрольный сквозь глаз прямо в мозг.

– Замолчи!

– Я думаю, ему каким-то образом удалось подглядеть за нами. Возможно, когда мы забыли запереть замок в ванной. Помнишь? Тебе еще показалось, что ветер стучит дверью. А мне было по барабану, я натягивал тебя так интенсивно, что у тебя потом вся спина была в следах от плитки. Или это было в другой раз, в спальне?

– Перестань!

– Он столько раз мог нас застукать, что почти наверняка сделал это. И что он подумал в этот момент, маленький мальчик, зацикленный на своей любимой мамочке? Он вообще понял, что происходит? Может он подумал, что я делаю тебе больно, ты ведь так стонала в эти моменты. А если понял, мог он ревновать меня? Или посчитать меня виной того, что вы с мужем больше не любили друг друга, и ваша семья стремительно разваливалась?

– Нет! Ты врешь! Ничего этого не было! Ты просто пользуешься тем, что у меня гребаные провалы, тем, что я ничего не могу вспомнить. Ты лживое мерзкое отродье! Как и все в этом городе! Чего вы добиваетесь? Чтобы я отвернулась от своего мальчика, забыла или возненавидела его? Не дождешься! Я ненавижу тебя! Иди к черту! Чтоб ты сдох!

6

Едва уловимая стремительная тень скользит вдоль памятника. Алексей отворачивается от Кати, озадачено покачнувшись на широко разведенных ногах. Тень, извилистой лентой, осязаемой и материальной, такой же, как плотный дым горящих покрышек, проплывает над его головой. На лице мужчины появляется странная, одновременно зловещая и растерянная, ухмылка.