Тиховодье - [43]

Открой меня.

Катя могла бы поклясться, что еще несколько минут назад этой надписи не было. Когда она входила в класс, её взгляд скользнул по доске и в тот раз на ней отсутствовали какие бы то ни было надписи. Более того – створки были распахнуты и разведены в стороны.

Открой меня.

Она осторожно прикоснулась к алюминиевому уголку и дернула край доски на себя. Створка откинулась с поразительной легкостью и ударилась о стену. Качнулся плакат, висящий правее. С шорохом и шуршанием на пол осыпалась отбитая штукатурка.

На доске оказались две строчки, написанные крупными печатными буквами:

Все виды минета, сосу и глотаю

Туалет, третья кабинка, спросить Макса

Справа, сквозь оставленную приоткрытой дверь донеслись быстрые гулкие шаги. Кто-то пробежал мимо класса.

– Эй, подожди! – крикнула она.

10

Громкое топанье прервалось за мгновение до того, как Екатерина выбежала из класса. Она глубоко вздохнула и приготовилась снова окрикнуть скрывавшегося и избегающего ее мальчика (почему-то она была убеждена, что это именно мальчик), но широкий и мрачный холл оказался пустым. Только тишина – неустойчивая, звенящая как перетянутая струна, тишина хрупкая как стекло, – наполняла его. Казалось, достаточно малейшего звука, и он подобно камушку разобьет стеклянную преграду и тысячи мелких осколков обрушатся на нее, погребая под собой, вонзаясь и впиваясь в лицо, в шею, в кисти рук, оглушая звоном и треском.

Катя съежилась, ощутив себя беззащитной и уязвимой. Она подумала, что балансирует на тонкой грани безумия, стоит на краю оврага, до тошноты и головокружения, до странного иррационального порыва шагнуть в пустоту, до рези в глазах, вглядываясь в бездну.

Холл через окно заливал свет включившегося на улице фонаря. С той стороны на подоконнике сидела нахохлившаяся ворона. Неподвижностью напоминая произведение мастера таксидермиста, она смотрела на женщину немигающим взглядом.

Екатерина сделала шаг по направлению к темному коридору, ведущему вглубь здания. И одновременно с этим ворона за окном встрепенулась, хлопнула крыльями и, повернувшись к ней, три раза подряд ударила клювом в стекло.

– Кыш, – попыталась крикнуть ей Катя, но голос подвел. Слова оцарапали пересохшие связки. Получилось что-то нечленораздельное и скомканное. Хрустальная тишина, окружавшая ее, оказалась отнюдь не такой хрупкой, как можно было подумать. Проглотив ее слова, вместо того чтобы расколоться, она лишь плотнее сжала женщину в своих объятиях.

Ворона, наклонив, повернула голову, – так, как умеют это делать только птицы, – осуждающе смотря на нее одним глазом.

– Ты – умная, – произнесла Катя, прокашлявшись, и в этот раз голос не сорвался. – Ты же видела, кто сейчас пробежал?

Ворона, переместила голову с одной стороны на другую, будто отрицательно помотав ей.

– Хочешь сказать, мне померещилось?

Ворона опять покрутила головой.

– А может это была ты?

Ворона открыла рот, беззвучно каркнув. Всем своим видом, она показывала, что шокирована, этим предположением.

– Черт с тобой, – Катя вышла из холла в длинный темный коридор.

Тут ей снова пришлось достать смартфон и использовать его как фонарик. Казавшаяся когда-то раньше, возможно в другой жизни, мощной, вспышка, как выяснилось, давала хоть и яркий, но холодный и рассеянный свет. Его хватало максимум на то, чтобы вырвать из плена обступившей ее тьмы участок в три-четыре метра. Коридор же казался бесконечным. Он походил на пищевод гигантского чудовища.

Катя обнаружила на стене план этажа. Она лишь пару раз была тут. Последний раз совсем недавно…

…или безнадежно давно?..

…на последнем звонке, когда Максим вместе с другими первоклашками поздравлял с окончанием школы выпускников. Но, как оказалось, отлично запомнила расположение кабинетов и причудливые сплетения лестниц и коридоров. Хотя и принято считать, что слабый пол страдает пространственным кретинизмом, и она порой действительно замечала за собой его проявления, плутая в трех соснах во время походов за грибами, однако в этот раз память ее не подвела. Спортивный зал находился на втором этаже перемычки и петляющий, погруженный во мрак, то расширяющийся, то сужающийся коридор выведет ее прямо к его дверям.

Громкое эхо шагов, многократно отражаясь от стен, бежало впереди. В одном ритме с эхом лихорадочно метался луч вспышки смартфона. Пару раз она останавливалась, разглядывая висевшие над головой указатели с номерами классных комнат, и в этот момент затхлое, тяжелое безмолвие обволакивало ее, и принималось стискивать в своих ледяных тисках. Безмолвие кладбищ и гробниц.

Пустая школа, поглощенная неожиданно наступившими сумерками, пугала. Внушала ужас больший, чем опустевший заливаемый дождем город. Вновь невольно вспоминались сотни голливудских фильмов, в которых все население планеты уничтожается инопланетным вирусом, восставшими из могил мертвецами, астероидом и разумными обезьянами. На какой-то миг ей даже показалось, что она – единственный человек, оставшийся на земле после Апокалипсиса.

Но, конечно же, это было не так. Она не одна. Максим с ней. Он всегда был с ней и всегда будет. Она найдет сына, где бы и кто его не прятал. Найдет, чего бы ей это не стоило. Пусть ее закинуло в параллельный мир, в червоточину или временной разлом. Пусть даже она умерла и пребывает в аду или чистилище. Внутри нее есть нечто большее чем вся остальная вселенная, нечто что заставляет ее бродить по улицам несмотря на дождь, что дает ей силы не думать о себе, и не жалеть себя.