Тиховодье - [39]

За ветвями кустов с жирными тёмно-зелёными листьями по пешеходной дорожке идут женщина и мальчик. Мальчик одного возраста с Максимом. Она узнает их. Это Миша и Татьяна Завьяловы. Они живут в соседнем подъезде. У мужа Татьяны – Сергея – серый «Вольво», и он регулярно по-хамски оставляет его на парковке, занимая сразу два парковочных места. Мишку она всегда считала приятелем сына и никогда не запрещала Максиму дружить с ним. Иногда ей казалось, что Мишка слишком завистлив, иногда, что он слишком избалован. Но полагала, что он и ее сын вскоре могут стать настоящими друзьями, а поэтому закрывала глаза на подобные мелочи. В конце концов, как сказал персонаж одного известного фильма: «У каждого свои недостатки».

При этом ее отношения с четой Завьяловых редко выходили за рамки соседских – дежурные приветствия и вопросы на бегу…

Как жизнь? Все нормально? У меня тоже. Ну пока, я тороплюсь, я записана на маникюр, увидимся!

…те, которые задаются с тайной надеждой не слышать на них развернутых ответов.

У них было очень мало общего, к тому же Катя считала Татьяну поверхностной и недалекой. Понятно, что о дружбе в таком случае не могло идти и речи. Только дети одногодки не давали их отношениям перейти в стадию открытого конфликта. В последнее время она еле сдерживалась, чтобы не нагрубить Татьяне. В матери Мишки ее раздражало практически все – и голос, и манера одеваться и даже цвет ногтей.

Но в этот раз все происходит несколько иначе.

Катя, прячась за кустами, смотрит, как они приближаются. До нее доносятся их голоса. Татьяна, спрашивает сына о школе, о том какие оценки он получил и от ее голоса у Кати что-то переворачивается внизу живота. Теперь его тембр и интонации, кажутся ей нежными и ласковыми. Странная тяга к матери Мишки разрастается, ей хочется оказаться на месте мальчишки, говорить с ней, чувствовать ее прикосновение.

Что за бред? Опомнись! – хочется закричать Кате самой себе.

Но она лишь сторонний наблюдатель в собственном теле. Огромная извивающаяся многоножка скребет изнутри живота. Ей хочется разодрать себя и выпустить ее наружу, но Катя лишь переступает с ноги на ногу.

Мишка отвечает матери односложно и равнодушно. Он кажется ей мерзким маленьким троллем.

– Какой отвратительный говнюк, – слышит она свою мысль.

Борясь с невыносимым желанием выпрыгнуть на дорожку и ударить приятеля сына, она делает шаг назад. Под подошвой хрустит сухая ветка.

Громко. Слишком громко.

Мишка смотрит в ее сторону.

– Эй, привет! – кричит он, улыбаясь.

3

И вновь все поплыло перед глазами. Потянулась бесконечная лента из незнакомых лиц.

Она успела сделать пару глубоких вдохов, прежде чем образовавшаяся под ней воронка увлекла ее сквозь холодную мрачную бесконечность, и вытолкнула в ярко освещенное помещение.

Все это было похоже на осознанный сон, когда ты понимаешь, что спишь и в любой момент можешь проснуться. Вот только она не могла. Она знала, что должна пройти через что-то, через какую-то череду событий, прежде чем ей будет позволено вернуться в реальный мир.

4

Теперь она сидит за столом. Перед ней кнопочный нож, зажатый миниатюрными тисками. Она только что выгравировала на рукоятке надпись, и та еще шершава и невыразительна. Но немного шлифовки и покрытие лаком превратят надпись в идеальное напутствие сыну.

Максиму от мамы: убей их всех!

Он должен помнить, что всегда будет один в этой жизни, а поэтому должен иметь острые зубы и уметь побеждать всегда и при любых обстоятельствах.

5

Придя в сознание, она обнаружила себя стоящей на коленях на краю футбольного поля. Разошедшийся дождь нещадно колотил по спине. Она чувствовала удары крупных капель даже сквозь толстую ткань куртки.

Вокруг все было пропитано влагой, но у нее во рту было сухо как в центре среднеазиатской пустыни. Она облизала губы и вздрогнула. Язык превратился в кусок наждачной бумаги. Непослушный, будто привязанный на розовый бантик к своему основанию, он был способен оставить на губах кровоточащие раны.

Катя провела ладонью по лицу. Кожа была горячей. Вероятно, у нее уже температура. Как мало надо для того, чтобы простыть.

Она не помнила, как упала и все что последовала за падением, поэтому была крайне удивлена, осознав, что стоит на карачках в мокрой траве.

Борясь с овладевшим ей бессилием, женщина поднялась на ноги и, покачиваясь, направилась к двухэтажной перемычке, на первом этаже которой находилась столовая и еще две дополнительные двери.

Но, как она и ожидала, они тоже оказались закрытыми.

Катя медленно поплелась к углу панельного корпуса, напротив которого светил тусклый фонарь.

Оставалось надеяться, что в этом корпусе, чьи старые рамы никогда не закрывались полностью, найдется хоть одно не запертое окно.

И, в конце концов, удача улыбнулась ей.

Катя уже выискивала в кустах хороший валун, которым бы можно было разбить стекло, когда ей на глаза попалась приоткрытая, разбухшая от сырости, деревянная рама.

Толкнув створку, она почувствовала, как та отклонилась и, скрипнув, опять встала на место. Окно не было закрыто. Она толкнула сильнее и продолжила давить, после того как створка немного сдвинулась. Раздался скрежет и треск. Окно распахнулось, и перед ней заколыхался плотный тюль. В свете фонаря закружились быстро опускавшиеся пылинки.