Тиховодье - [38]

Глава 2

1

Два выстроенных в разное время корпуса школы, были соединены двухэтажной перемычкой. Первое и самое старое здание являло собой четырехэтажный кирпичный параллелепипед с покатой крышей и высокими потолками. Тут обучались первые классы, располагались кабинеты руководства и актовый зал. Второе здание, пристроенное уже позже вместе с перемычкой, было трехэтажным панельным уродцем, рожденным во времена «развитого социализма», поэтому старшим классам достались щели в стыках панелей, перекошенные рамы и осыпающаяся штукатурка.

Сверху – птицам и пилотам, – школа могла напоминать опрокинутую на бок букву «Н». С земли – для всех остальных, – обычный «деткомбинат», на вход которого поставляли детей, а на выходе получали среднестатистического российского обывателя.

Сейчас школа выглядела пустой и брошенной. Под стать всему остальному городу. Но в этом не было ничего удивительного. Она становилась такой каждое лето, начиная с июля, когда заканчивалась пора летних лагерей. Обычная, осиротевшая на летние каникулы, школа. Тихая и уже забывшая, как еще пару месяцев назад во время перемен над ней поднимался гул детских голосов, как возле подсобных помещений прятались курящие старшеклассники, и даже поздним вечером светились окна в кабинетах, где проходили факультативные занятия.

Только стоящая у крыльца белая «Газель» с красной полосой посередине кузова с надписями МЧС и Оперативный штаб, а также вывеска над школьной дверью…

Внимание! Штаб эвакуации в спортивном зале!

…уверяли ее, что, по крайней мере, некоторое время тому назад, школа выглядела более оживленной, и в ней действительно располагался центр спасательной операции.

Спортивный зал находился на втором этаже перемычки. С дорожки со стороны арт-клуба его высокие узкие окна были хорошо видны даже за деревьями. Но, подходя к школе, Катя не обратила на окна никакого внимания. Поэтому теперь стоя возле огромных двухстворчатых дверей, она никак не могла вспомнить, были ли они освещены.

Серые стены в подтеках, похожих на пятна пота подмышками у толстяка, навевали безрадостные ассоциации. Нос щекотал запах плесени и отсыревшей бумаги, запах прелости и гнили. Его источником были не кусты, не мокрая опавшая листва за спиной, он исходил от самих кирпичей, от удерживающего их раствора. Так же должно быть воняет старость и смерть, – разложившийся мертвец в гробу, посреди мокрой чавкающей земли, трупик землеройки, закопанный кошкой под ольхой.

Катя подергала ручку, толкнула. Безрезультатно. Дверь заперта.

Единственное освещенное помещение – широкое залитое светом фойе – отлично просматривалось с погружающейся в сумерки улицы. На стенах висели фотографии, объявления для учеников и их родителей, а также всевозможные плакаты наглядной агитации, которые обязательно должны были вызвать отторжение и приступы рвоты у любого подростка. Растения, в горшочках на подоконниках и на вертикальных подставках, выглядели чахлыми и болезненными – стебли и листья безвольно свисали вниз как склоненные головы смирившихся со своей участью смертников. За распахнутой двустворчатой дверью в противоположном конце фойе, насколько она могла видеть, тянулся длинный темный коридор перемычки.

Продравшись через колючий кустарник, она направилась по периметру школы. Заглядывая в низкие окна, она искала любой способ проникнуть внутрь – от незакрытой фрамуги до хорошего увесистого камня способного разбить стеклопакет.

Свернув за угол, Катя обнаружила эвакуационный выход. Но и он оказался заперт так же, как главный вход.

Впереди показалась беговая дорожка, огибающая футбольное поле и залитую водой спортивную площадку. За ними, у дальнего угла здания, медленно разгорелся одинокий фонарь. Тусклый свет рассеялся в наполнявшей воздух влаге, образовав мутный нимб, отчего фонарь стал походить на толстощекий одуванчик.

Скрытый в траве предмет сверкнул на противоположном от нее краю футбольного поля.

Подойдя ближе, Катя увидела, что это кнопочный нож.

Нагнувшись, взяла его в руку. Блестящий гладкий клинок был холодным. Накладки из красного дерева, напротив, теплыми, кажется, нож только что держали в руке. Она загнула лезвие в паз на рукоятке и услышала щелчок, когда оно зафиксировалось в сложенном положении.

Ладонь нащупала неровности на одной из накладок. Присмотревшись, она заметила на ней аккуратно выгравированные буквы – «Максиму от мамы: убей их всех»

Максим? – успела подумать Катя, прежде чем ее голова откинулась далеко назад, увлекая за собой бьющееся в конвульсиях тело. Пальцы впились в землю, оставляя в ней глубокие борозды, и вырывая траву вместе с корнями.

Вокруг нее опять замелькали лица. Снова ее закружил странный беззвучный хоровод. Она поплыла в нем, закружилась в воронке, затягивающей в черную бездну. Некоторые люди смотрели на нее с жалостью, другие улыбались.

Она лежала на мокрой траве футбольного поля. Зрачки, закатившись за веки, теперь видели совсем другой город, совсем в другое время.

2

Она прячется в кустах. Позади нее кирпичная стена дома. Из открытого окна первого этажа доносится заунывный шансон, изредка прерываемый рекламой.