Тихоходная барка «Надежда» - [50]

Химикаль. Химия.

— Во-первых, не воняет, а пахнет, а во-вторых – ты все выдумываешь, потому что ты - мой выдумщик.

— Но неужели ты сама не чувствуешь, милая Галя, - сказал я, начиная сердиться.

— Нет.

— Значит, ты дура.

Галя обиделась и долго не хотела со мной разговаривать.

Я и сам был сконфужен и лишь с трудом объяснил ей свое нелепое положение. Все кругом пахло химией, а никто этого не замечал.

- Вот понюхай мою руку, любимая. Понюхай.

И я сунул в нос Гале локоть, выпростав его из рукава. Невеста втянула носом воздух и заявила:

- Выдумщик! Ой, выдумщик. Он пахнет "Шипром".

Это - противненький одеколон. Сколько раз я тебе говорила, чтоб ты купил немецкий "Фигаро". Даже "Крымская лаванда" и то лучше, чем твой этот противный "Шипр". Купи "Фигаро", противный мальчик.

И она ухватила меня за ухо.

- Дитя, право, - подумал я. - Или "Шипр", или я переутомился.

Поэтому, наскоро поцеловав любимую, я рванул в баню. Там я тер себя щетками, мочалками, мылил мылом и колотил веником, который мне одолжил один инвалид. По выходе, счастливый и распаренный, я купил в аптечном киоске этот самый немецкий "Фигаро", облил им себя дома с головы до пяток, наодеколонил простыни и лег спать, видя счастливые сны из нашей будущей прекрасной жизни.

Всякий человек знает или знал, как влюбленный спешит к своему милому предмету.

С трудом дождался я следующего вечера, чтобы полететь к Гале на крыльях любви. Вот я и прилетел.

— Какой ты сегодня славненький, - сказал Галя, пытаясь не давать мне пытаться ее поцеловать.

— Какой ты сегодня свеженький, хорошенький, - продолжала любимая и пришла в неописуемое волнение.

— А я был в бане, - сказал я и хотел добавить, что я очень-очень люблю Галю, но тут раздался стук в дверь.

Это оказались престарелые родители невесты, которые пригласили нас смотреть телевизор.

Программа была, как обычно, очень разнообразная и интересная, но я ее не запомнил. Что поделаешь - любовь! Потом я оделся и попрощался, обняв любимую. Взял с полки шапку и ступил правой ногой за дверь, держа шапку в руке. Потом я умильно оглянулся на крепкую дверь квартиры и помахал рукою в глазок-смотрелку от воров, в которую (это уже стало у наг традицией) смотрела, проводив меня, Галя. Потом я еще раз попрощался с Галей через смотрелку, послав ей воздушный поцелуй. Потом я надел шапку, потом я стал спускаться вниз по лестнице. Потом...

...О! Дальнейшее мое "потом" все, как в бреду. Да, как в бреду. Все дальнейшее мое погружено в смысловой химический туман. Помню, что вышел на улицу. Колебались огни, ездили машины, но все было погружено и окутано зеленым химическим туманом.

Слышались голоса:

— Химия-химия.

— Химичат все, химичат, подлюки.

— А чего химичить?

— Я вот к ним вчера прихожу и говорю: "Вы кончайте химичить".

— Малая химия.

— Большая химия.

— Бытовая химия.

Ка-ак в бреду! Тр-а-агическая история!

Помню, что лишь спустился по лестнице вниз, как опять пополз и поплыл этот проклятый химический запах, преследующий меня с перерывами уже вторые сутки.

Я заметался Я обнюхал стены и перила. Они пахли химией.

Я обнюхал руки - они пахли химией. Все-все пахло химией. Я снял шапку. Она воняла химией, она прямо вся лоснилась от химикаля. Господи Иисусе! Как в бреду. Был в домах, на улице, в залах и комнатах, видел каких-то людей, все пахло химией, все воняло химией, несло химией, тошнило от химии, промаслилось и обмусолилось химией. И прохожие кричали хором: "Химия! Хи-ми-я!" Я хотел умереть.

Но не умер. И, как видите, с ума еще не сошел. Вот рассказ пишу. Все, конечно, объяснилось, а то как же иначе.

...Уж и не помню, как и когда попал я наконец к Гале. По-видимому, была ночь, я разбудил не только ее, но и родителей, из чего Галя заключила, что я пьян.

— Ты пьян, - сказал она. - Ты мерзко пьян. Уйди.

— Нет, Галя, - сказал я, с трудом ворочая языком. -

Я попытаюсь тебе все объяснить.

И ослабевшей рукой пытался положить шапку на полку. Но не мог.

- Я тебе все объясню. Я умираю. Вот смотри. Вот - дуб. Он - живой, а я умираю. Химия.

И я, забравшись на стул, хотел показать рукой на дуб, все объяснить и умереть.

И что же я там вижу, на этой прекрасной длинной дубовой полке, принадлежащей моей любимой и ее родителям?

А то я там вижу, что там лежит опрокинутый флакон с надписью "Крысид", вокруг которого растеклась и застыла липкая лужа, источающая преследовавший меня мерзкий запах. О ужас! Кроме флакона, там валялся пустой коробок спичек и неизвестно почему тонкая книжица на украинском языке "Питания використання календарного часу на химийных пидприемствах".

— Что это? - вскричал я.

— Видишь ли, - смущенно сказала невеста, - у нас были две крыски. Они грызли мой рояль, и мы их уничтожили. Крыски сдохли, а крысид остался.

— А питания використання?

— Не знаю. Это, по-видимому, что-нибудь по папочкиной работе, когда он еще работал.

— Питания. Крысид! Химия! А я шапку клал. Аи!

Умираю! - вскричал я еще раз и упал со стула.

Очнувшись, я заметил, что лежу на ее девичьем диванчике-кровати, а вокруг стоят все.

Я тогда тоже встал и сказал, кротко жуя губами:

- Я не могу вас любить. Ну вас всех к черту с вашим крысидом и химией. Травите себе сами крысок, грызущих