Тихий уголок - [83]

В этот миг голодный стон лебёдки превратился в торжествующий вой метели. Весь грузовик содрогнулся от этого звука. Цепь звякнула, словно оборвалась струна скрипки, и гроб начал медленно подниматься из могилы, колотясь о её стенки, ровная струйка тёмной пыли сыпалась с него обратно в яму. Люди у грузовика грызли пальцы и ждали.

Лора произнесла: «Ах». Майкл сказал: «Тихо, Лора, тихо, дорогая».

Гроб поднимался неуклюже. Передняя часть оказалась выше задней, и при этом он ещё накренился набок. Но он покинул могилу, и лебёдка завыла ещё громче. Большущий ком земли упал с гроба, и рассыпался во тьме на дне могилы.

– Словно зуб вырвали, – сказал Майкл. – Ну, в точности как зуб вырвали.

Когда гроб оказался довольно высоко над могилой, шофёр выключил мотор, чёрный ящик покачивался в небе, и солнце сверкало на его серебряных ручках и маленькой серебряной табличке с именем. Цепь неясно проскрипела, а верёвки въелись в стенки гроба.

Майкл со странным изяществом поднялся на ноги и встал, уперев руки в бока и запрокинув голову, чтобы видеть висящий в воздухе гроб. Мотор заработал снова, и лебёдка дотянула гроб до кузова. Подошёл один из рабочих, чтобы отсоединить цепь и протолкнуть гроб подальше в кузов. А Майкл снова и снова кивал. Затем опять повернулся к Лоре и спокойно сказал:

– Думаю, теперь мне лучше уйти.

Он не дал ей времени ответить. Пытаясь не встречаться с ней взглядом, он подошёл к мистеру Ребеку и сказал:

– Пока, Джонатан. Мне тебя будет очень не хватать. Береги себя и беседуй с Кампосом, когда почувствуешь себя очень уж одиноко. Живые – это иногда чудесная компания.

У мистера Ребека едва ли нашлось время, чтобы начать свое растерянное «До свидания…», потому что Лора вдруг бросилась между ними и встала лицом к Майклу, крича:

– Нет! Время ещё не настало! Ты не должен уходить, Майкл!

– Мне бы лучше сейчас, Лора. Они уезжают. Будет легче, если я уеду вместе с ними.

– Но ещё не время, – сказала она в отчаянии. – Останься, Майкл. Пожалуйста. Они ещё не готовы к отъезду.

Мистер Ребек, колеблясь, заметил:

– Они уже начали закидывать могилу. Это займет ещё немного времени.

– Нет, – сказал Майкл им обоим. – Не надо. Мне пора. Будет лучше, если я уйду сейчас.

– Чёрт тебя возьми! – вскричала Лора, и голос её исказила скорбь. – Ты прекратишь хоть на миг демонстрировать свою храбрость?! Не будешь ли ты так добр перестать задирать свой благородный подбородок? И утратить своё достоинство, своё треклятое новообретённое достоинство. Не окажешь ли ты мне честь, мой любимый и дорогой, не пострадаешь ли хоть немного? Сделай это для меня, Майкл. Я хочу вспоминать тебя таким же, как и я – незрелым, нецивилизованным, утратившим гордость и плачущим.

Майкл встал к ней поближе и сказал:

– Это не храбрость и не достоинство. Я никогда не был ни храбрым, ни достойным. Это опять трусость. Самый лёгкий способ уходить. У меня нет отваги, и печаль моя не изысканна. Я не могу сказать: «Прощайте», я хочу уйти, прежде чем успею это сказать.

– Останься со мной, – снова сказала Лора. – Пока у нас есть хотя бы минута, оставайся со мной. Тебе нет необходимости уходить, пока они не минуют ворота. Оставайся со мной до этого мгновения.

– Не могу, моя Лора. Прости меня, я не могу остаться.

До предела смущённый, чувствующий, что он вроде как подслушивает, хотя они не обращали на него никакого внимания, мистер Ребек погладил грубые перья Ворона и стал смотреть, как рабочие снова засыпают пустую яму. Работало одновременно три человека, они поднимали землю на лопатах, бросали её через плечо и разравнивали. Они лениво трудились, болтая друг с дружкой, как будто вместе с потом вышли острое нетерпение и спешка, одолевавшие их до перемещёния гроба в кузов. Тем не менее, они прямо на глазах у мистера Ребека закидали яму землёй. Осталось небольшое углубление: земли не хватило на то, чтобы всё стало гладко и ровно. Гроб занимал немало места. Один из рабочих похлопал лопатой по свежей земле. Двое других присели, чтобы поднять надгробье и погрузить его через задний борт в кузов, рядом с гробом. Шофёр высунул из окна голову и следил, как они работают.

– Я не могу этого выносить. Сидеть, терять себя и чувствовать, что я не в силах что-нибудь с этим сделать, – сказал Майкл. – У меня не хватает храбрости. Я бы подождал ещё, если бы смел, Лора. И говорил бы тебе тёплые и мудрые слова. И непрерывно думал бы: «Пять минут, четыре минуты, вверх по склону, вниз по склону, мимо ив, а теперь дорога поворачивает, и вот мрачные ворота распахнуты. А что я ей могу сказать? Что можно сказать? Должно быть что-то, что я могу ей сказать, что-то, что помогло бы нам потерять друг друга по-доброму и со значением, что-то, что придало бы некий смысл этой печальной и дурацкой затее». А потом я думал бы: «Две минуты, одна минута… Ворота открыты…» – И я бы снова и снова говорил: «Я люблю тебя, Лора», – пока не исчез бы отсюда.

– Это очень много значит. Что может значить больше, чем это? Останься со мной, Майкл.

– Не могу, – ответил Майкл. – Я не изменился. Смерть и любовь не сделали меня ни отважным, ни благородным. Я все ещё Морган, покойный Морган. Дай мне уйти, дай мне со всем этим разделаться…