Тихий океан - [59]

Ночь с 16 на 17 ноября в районе Гвадалканара была такой холодной, что некоторые моряки на плоту Хейнеса, несмотря на близость акул, старались согреться в море. Они наивно думали, что успеют подняться на плот, если акулы подойдут ближе.

Акулы явились, и в большом количестве. В ту ночь они сожрали одного моряка. Когда в него вонзились акульи зубы, он закричал, пытаясь подняться на плот, но уже подоспели другие хищницы и разорвали его на части. Остальные моряки дрожали от страха, чувствуя, что теряют рассудок. Один из них вдруг заявил, что доберется до берега вплавь. Не успел он проплыть и двадцати метров, как акулы схватили его и скрылись в глубине.

Настоящее безумие охватило людей, ютившихся на плоту, окруженном акулами. Один из них заявил, что «Джуно» находится совсем близко в море, как раз под их плотом. Он его ясно видит и собирается нырнуть в воду, чтобы добраться до крейсера и взять там еду, питье и сухую одежду. Тогда и всем показалось, что они видят более или менее ясно огни под водой. Некоторые, в том числе и Хейнес, опустились в море, чтобы добраться до «Джуно». «Естественно, ничего я там не нашел. Тогда я опомнился, понял, что делаю, и перестал слушать их разговоры». По невероятной случайности ни одна акула не появилась во время этого безумного ныряния.

Наступило утро шестого дня, 17 ноября 1942 года. Ни одной акулы вблизи плота, и волнение на море улеглось. Небо по-прежнему ясное. Когда солнце поднялось высоко над головой, к мукам жажды добавились муки от солнечных ожогов.

Моряки то впадали в прострацию, то становились нервозными и раздражительными. Если кто-то кого-то случайно толкал, на него сыпались брань и дело доходило до драки. Больно было смотреть на эту беспомощную схватку несчастных людей, едва державшихся на ногах. Иногда начинались лихорадочные рассуждения о том, что они будут делать, когда вернутся домой. Говорили о своих семьях, которым теперь не на что будет жить, и поэтому им нужно много работать. Они бы взялись за любое дело, коль уж придется зарабатывать себе на жизнь. Но плавать снова – ни за что!

– Если плот подойдет к какому-нибудь острову, я там и останусь, – сказал один из них. – Ноги моей больше не будет на корабле!

Остальным эта мысль очень понравилась. Они тоже останутся на острове и будут там делать все что угодно, но на судно – ни ногой. Никто уже не думал о судьбе своей семьи, которая три минуты назад так их волновала.

Настала ночь. Один из моряков, принимавших участие в общем разговоре, вдруг ясно увидел старшего канонира с «Джуно», который спокойно сидел под водой и подавал ему знаки.

– Я иду к нему.

Он не торопясь снял с себя спасательный жилет, потом одежду и прыгнул в воду. Никто его не остановил, никто не вымолвил ни слова. Мелькнуло белое брюхо акулы, и все исчезло. В ту ночь акулы сожрали еще двоих людей, гревшихся в море.

18 ноября, седьмой день. На плоту всего четыре человека. На море снова волнение, зато небо затянулось тучами и пошел дождь. Настоящее благословение для людей, умиравших от жажды. Дождевую воду удалось собрать в куски парусины.

В середине дня явилась чайка, покружила немного над морем и, приблизившись к плоту, села на его край. Во время второй мировой войны люди с погибших кораблей, очутившись в море в спасательном жилете, с ужасом взирали на приближавшихся к ним чаек. Грациозная чайка к человеку настроена не враждебно, ее можно даже порой приручить, но птица эта хищная, и в открытом море она не знает жалости, так как ищет себе пропитание. Люди, потерпевшие кораблекрушение, заметные издали в своих оранжевых жилетах, представляют для нее обильный свежий корм. Если они уже мертвы, расклевать их совсем просто. Если же еще живы, кричат и шевелятся, лучше всего выклевать им сначала глаза. Никакой опыт не закрепляется так быстро, как тот, что связан с добычей пищи. Этого требует инстинкт самосохранения. Во время морских сражений приходилось вылавливать в море людей с пустыми глазницами и растерзанным лицом. Смотреть на них было жутко.

Чайка, севшая 18 ноября 1942 года на плот моряков с «Джуно», не вызвала у них страха, их ведь было четверо, и все на плоту. Птица не только их не испугала, но сразу навела на мысль о том, как бы ее съесть.

Она уставилась на людей пристальным взглядом, в то время как двое из них стали подбираться к ней, очень медленно, открыв рот и судорожно глотая слюну, но со сноровкой первобытного человека. В этой птице была их жизнь. Они разом бросились вперед, и вот чайка в их руках, бьющийся и кричащий комок перьев. Они тоже кричали от возбуждения, поэтому у них дрожали руки, дрожали так сильно, что птица вырвалась и улетела. Тогда эти двое стали проклинать судьбу, а двое других осыпали их бранью. Люди изрекали самые жуткие проклятья и самую грубую брань, какую только могли придумать, размахивая руками и плача от ярости.

Покружив немного над волнами, чайка снова села на плот. Подобное поведение птицы можно было объяснить лишь тем, что она или очень утомлена, или ранена, но люди на плоту не задавались таким вопросом, они снова стали медленно подползать к ней на четвереньках. На этот раз они ее поймали и уже не выпустили. «Мы свернули ей шею и съели. Каждому досталось совсем немного, но мы все же поели».