Тихий гром. Книги первая и вторая - [53]

— Да и без того я на всем экономлю, так ведь всех-то несчастных его денежками не спасешь, хоть все до копейки отдай…

— А он как раз все и отдает, но всех подряд спасать не собирается… Ведь умная ты вроде бы женщина, а такие слова говоришь! — Он, согнувшись, будто под большой тяжестью, вышел в сени, оставив дверь открытой, чтобы свет от лампы проникал туда, приподнял половицу и достал свернутый вчетверо, изрядно затертый листок «Пролетария». Взял с полки очки, не спеша усадил их на переносицу и раздельно прочел подчеркнутое: «Все, что мы можем сделать сейчас, все, что мы должны сделать во всяком случае, это напрячь силы для укрепления нелегальной партийной организации…» Вот ведь чему нас Ленин-то учит. Забыла, что ли, как Виктор Иванович про это читал? Без людей какое же укрепление организации выйдет! Мужиков лебедевских, что ли, всем хутором в партию звать? Так их от земли не оторвешь, да и много ли в них проку? Или на базаре торгашей скликать?..

Говоря о предмете, давно усвоенном и не вызывавшем никаких сомнений, Авдей все больше раздражался, густой голос его вырывался из оков благоразумной сдержанности.

Зоя, испугавшись неожиданной вспыльчивости мужа, принялась гасить ее:

— Ладно, Авдеюшка, будет. Поняла я. Раз Виктор Иванович делает, стало быть, иначе нельзя. А газетку-то спрячь — не ровен час, кто наскочит. Не поздно ведь еще…

Первые слова в самом начале этого разговора донеслись до Ромкиного сознания как из-за глухой стены. Интересно показалось, неплохо бы и дальше послушать, но совладать с собою не смог — сон его одолел, и невдомек было парню, что неприметный этот домик тоже приобретен на деньги отца исключительно для конспиративных целей. А хозяева его — Авдей Маркович и Зоя Игнатьевна Шитовы — «крестники» Виктора Ивановича, им из беды вырученные и приставленные здесь не без надобности.

Со временем Ромка до того усвоит дорогу к этому домику, что найдет ее хоть с завязанными глазами. Что приехал сегодня с пакетом именно он, Ромка, ни Зою, ни Авдея тоже не удивило: давно Виктор Иванович намеревался это сделать и привозил сюда несколько раз сынишку совсем не ради прогулки.

8

Что бы ни делал Васька, куда бы ни шел, ни ехал — все одно на уме: как же все-таки с Катюхой-то повидаться?

Уж немало деньков с той дождливой памятной ночи минуло, сено косить народ засобирался — еще горячее пора подходит, — а у Васьки так ничего путного и не придумывается. Не пойдешь же к сполошному Прошечке, не скажешь, что на свиданку к дочке его наведался.

К кому другому не сробел бы Васька заглянуть, а этого и крепкие мужики сторонкой обходят — облает ни за что ни про что, еще и по загривку поддаст, и вся недолга.

Делал Прошечка все не так, как прочие. Всю жизнь надрывался над тем, чтобы удивить людей своими хозяйственными делами. И дивил, силясь такое сотворить, чтоб нигде ни у кого ничего подобного и в помине не было.

Новый дом у него получился длинный и низкий, как солдатская казарма, аршин на тридцать в длину. В одном конце — магазин с парадным крылечком и с козырьком над ним. А дальше по всему фасаду пять комнат со сквозным коридором и с одним выходом в конце. К коридору этому со стороны двора во всю длину дома были построены не то чуланы, не то кладовые с отдельными выходами во двор.

Полотна ворот до того грубые и тяжеленные, что даже толстые столбы не выдержали и через месяц покосились.

Зато амбар, поставленный через дорогу, к речке, сотворил он прямо-таки воздушный — двухэтажный, с голубым балконом и полукруглой железной крышей, похожей с торца на шляпу Наполеона. До такого, понятно, никто в хуторе додуматься не мог, чтобы мешки с зерном на второй этаж таскать. У Прошечки это делали работники. Но выше двухэтажного амбара фантазия его, кажется, уже не могла взлететь.

Катюха постоянно возле матери держится да с Серегой, с братишкой своим, забавляется. Все они перед Прошечкой трепещут, а потому Катьке, может быть, легче головой в омут или за Кузьку Палкина замуж выйти, чем при таком родителе оставаться.

По времени все же отважился Васька заглянуть во двор к Прошечке.

Убирали в тот день Рословы накошенный на назьмах бужур. В стожок сметали пыльный колючий бурьян далеко до заката солнышка, и Ваську от всех прочих дел отстранили, поскольку ехать ему сегодня в ночное. Да и некрут ведь он, а некрутам завсегда перед уходом в солдаты поблажка бывает.

Васька прямо от кизяков направился к Прошечкиному двору, но чем ближе подходил, тем заметнее убавлялось в нем смелости.

Отворив калитку и переступив подворотенку, Васька попал в чисто выметенный, свежо побрызганный водой большущий двор. Аккуратным рядком в тени навеса стояло с десяток рыдванов. В углу наособицу красовался ходок, в котором всегда на паре выезжал хозяин. На длинных крюках в дальней стенке против каждого рыдвана висели смазанные дегтем хомуты с постромками. Васька знал, что у Прошечки заведена сбруя на каждого коня и для работы в поле, и для извоза, и выездная — отдельно.

Пристроившись к верстаку возле стенки, Ганька Дьяков, работник, накрашивал зеленой краской граблевища, а головки у всех граблей и зубья были густо просмолены. Такого даже у Кестера в заводе не было, чтоб черенки красить. Здесь и у граблей, и у вил, и у лопат черенки были непременно гладкие, прямые и крашеные.