Тихий гром. Книги первая и вторая - [12]

Поднимаясь с низких саней, Макар задел шапкой полу Леонтьевой шубы, и тут в нос ему вдарило таким нестерпимым смердящим духом, что он скорее отвернул к ветру лицо, плюнул и, торопясь, начал распрягать коня. А Леонтий не отступал:

— Чего плюесси, Макарушка, ведь он, прах его раздери, сколь разов возля самых саней зубищами клацкал. Топор либо́ вилы с собой бы пригодились — нет ничего! Может, дух этот самый и не допустил его, вражину, ко мне… Может, он его и отшибал…

Выводя из оглобель Бурку, Макар швырнул в снег только что раскуренную цигарку, подхватил с саней трехрогие кованые вилы, похожие на трезубец, приказал подбежавшему Митьке:

— Разворачивай назад. Прицепи эти сани. Ехай не шибко. Ежели волк, увидишь, к дороге станет сворачивать, понужни малость свою Сивуху.

Макар вскочил на коня и пустил его скорой рысью не прямо на волка, а с заездом от степи. Снег неглубокий: кое-где в пол-аршина, а то и всего на четверть.

От деревни отъехали они, оказывается, всего с полверсты, не больше. Из-за голого кургана плеснулось на степь солнце, сделав снег розовым, пересыпанным огненными искрами.

Курай, не дожидаясь зова хозяина, большими прыжками пошел на сближение со зверем, но не прямо, а тоже с заходом, хотя по меньшему кругу, чем Макар. Ростом пес был, пожалуй, крупнее волка и осанкой походил на зверя, только шерсть на спине совсем темная.

Углядев неладное для себя и малость уже отдышавшись, волк завозился в снегу. В пахах и по брюху качнулись грязно-серые клочки линялой шерсти. Зверь неловко повернулся, не сгибая спины, и большими прыжками тяжело направился к хутору — как раз то, чего хотел Макар. Если верить Леонтию, волк пробежал уже около тридцати верст, так что прыти в нем поубавилось.

Вздыбив жесткую темную гриву и обуреваемый редким азартом, Курай не пошел дальше в обход, а повернул на след и заметно начал настигать волка. Все больше приближался к нему и Макар.

В бешеной скачке волк вылетел на хуторскую дорогу, замешкался чуть, завертелся, выбирая направление, и, видя уже близкую погоню, пересек дорогу и нырнул в прогал между Дурановым двором и двором бабки Пигаски. Шарахнулся было с тропинки в снег, но тут почти наткнулся на Василису Дураниху, собравшуюся выплеснуть из ведра помои в прореху плетня. Ведро вырвалось у нее из рук, мыльные брызги окатили волка. А Василиса — тихая, совсем неслышная баба — взревнула так, что отдалось на другом конце хутора.

Здесь Курай настиг волка, хватил его всей пастью за заднюю ногу, но тот вырвался и, ныряя в глубоком, наметанном тут снегу, отходил к гумну. А сугроб становился все глубже и глубже, так что оставалось только «плыть» по снегу.

Видя неминучий конец, волк упал, перевернулся на спину, подняв лапы, оскалив зубы и в бешенстве уродливо сморщив на кончике носа черную кожу, зашипел, как змея. Курай подсунулся было к нему, но тут сверху раздалось грозное:

— П-ш-ше-ел!

Пес успел чуть отпрянуть, а кованые рожки́ с высоты вонзились в распахнутую пасть волка.

Разгоряченный погоней Макар, не выпуская из рук черенка вил, спрыгнул с коня, обеими руками даванул черенок книзу и окончательно пригвоздил зверя.

Никогда и никому, наверно, не удастся разгадать, как, каким образом разлетаются по деревне слухи. В считанные минуты новость оказывается известной всем. Пока Макар выбирался из сугроба со своей добычей, волоча по дороге зверя и ведя за собой коня, у рословского двора, кроме своих и Леонтия Шлыкова, торчало уже несколько любопытных соседей. А по улице из-за речки, как на пожар, торопились группами и в одиночку люди. Из толпы навстречу ему побежало несколько человек, и среди них вездесущий Степка.

— Дядь Макар, давай пособлю: уморился ты. — И Степка, ухватив за хвост волка, пыхтя и надуваясь, один доволок его до двора и бросил у ворот для всеобщего обозрения.

— Вот он, мой погубитель! — подскочил к мертвому волку и пнул его Леонтий, тряся узенькой редкой бороденкой. — К-хе, крендель тебе в рот, Макарушка, видал, какую трофею я тебе подарил, а!

— Ладноть, — заторопился Макар, — трофея пусть остается, Тихон обснимает тут… Давай, Митрий, запрягать Бурку да поедем. Гляди ты, сколь время с им потеряли.

6

Никто не знал толком, откуда на хуторе появился этот человек. Построил избу рядом с рословской. Изба как изба — с прихожей и горницей, покрыта, правда, жестью. Огромный двор обнес плетневым забором и накрыл его лапасной соломенной крышей. В дальнем темном углу двора — погребок. Вход в него длинный, пологий, холодный и темный. Степка Рослов, забегая по соседским делам во двор к Дурановым, всегда страшился этого погребка. Он и сам бы не смог ни за что объяснить, отчего охватывает его неодолимая робость, трепет какой-то противный берет, когда приходится приблизиться к холодному и темному спуску в погреб.

Но если хорошенько подумать, то, пожалуй, можно и объяснить.

Давно это было. Степке, кажется, еще и штанов не полагалось на летнее теплое время. А Кирилл Платонович поселился здесь и зажил с молодою женой, теткой Василисой. Плотная такая бабенка, крутая да разговорчивая. Правда, разговоров ненадолго хватило: отучил ее говорить Кирилл Платонович — тихая потом стала, задумчивая, слова от нее не добьешься.