Тихие убийцы. Всемирная история ядов и отравителей - [94]

Оливер Уэндел Холмс. Медицинские эссе, 1842

В том же духе выражался и Чарлз Дарвин (который, возможно, лечился мышьяком в свои молодые годы), когда в «Путешествии на «Бигле» писал, что «…в это время года воздух, по-видимому, становится весьма ядовитым: и местные жители, и чужестранцы часто страдали от жесточайшей лихорадки». А касательно лечения Дарвина мышьяком некоторые утверждают, что тому нет никаких доказательств, однако он совершенно точно лечился каломелью: ведь сохранилось письмо, написанное в 1831 году:

Спроси у отца, как он считает: нет ли каких-либо противопоказаний тому, чтобы я некоторое время попринимал мышьяк, поскольку руки мои не слишком в хорошем состоянии, а я всякий раз вижу, что, если я их вылечиваю и примерно тогда же изменяю свой стиль жизни, они в целом перестают болеть. Какую дозу надо принимать?

Чарлз Дарвин, письмо сестре, мисс Сьюзан Дарвин, 6 сентября 1831 года

Сталкиваясь с огромным количеством бактерий, которые способны заставить нас заболеть (а могут и убить!) за счет создания самых разнообразных токсинов — а диапазон болезней тут от дифтерии до коклюша, от пищевого отравления до холеры, от столбняка до чего угодно еще, вполне резонно воспринимать бактерии как яды и рассуждать о них соответственно, по крайней мере косвенно. В некоторых случаях те токсины, которые вырабатывают эти бактерии, вполне могут вызвать симптомы заболевания даже в отсутствие бактерий, поэтому нет ничего удивительного в том, что люди не смогли легко расстаться с представлениями о бактериях как о «ядах» — ведь всегда требуется какое-то время, чтобы старые представления, старые парадигмы полностью вымерли.

В данном случае решающими стали десять лет после 1860 года. Медицинский мир начал уже серьезно воспринимать микробную теорию, а также более внимательно анализировать химические яды, которые можно было бы использовать против этих других ядов, которые теперь стали называться микробами, ради здоровья людей. К 1875 году процесс перемен в воззрениях медиков еще не был завершен: вот, к примеру, Альфред Тэйлор уточнил, что для него бешенство все еще существует как яд, а не как микроб: «мышьяк — это яд, попадает ли он в кровь через легкие, кожу или через желудок и внутренности: однако такие яды, как яд гадюки, яд бешенства или сапа, по-видимому, сильно влияют на организм только через рану на поверхности кожи». (Сап — болезнь, которой страдают кони и, лишь изредка, люди, — на самом деле вызывается бактерией Pseudomonas, однако в 1875 году эту бактерию еще не видел своими глазами никто из людей.) Со временем ситуацию резко изменили новые способы выведения культур бактерий, иммерсионные объективы, использование токсичного эфирного масла казачьего можжевельника и новые, искусственные красители, окрашивавшие бактерии, цепко связываясь с ними. Еще позже эти красители использовались для того, чтобы прикрепить молекулы ядов к бактерии, однако это уже совсем другая история.

Возможно, наилучшим из зафиксированных примеров того, как изменялось мышление ученых всего за одно десятилетие, стали доклады Королевской комиссии, которая расследовала массовые случаи заболевания «чумой рогатого скота», случившиеся летом 1865 года — ее тогда было принято называть немецким термином rinderpest (означавшим то же самое). Этот падёж воспринимался как неведомое, необычное событие, поскольку последний раз эпидемия этого самого «риндерпеста» случилась в Великобритании более чем сто лет назад.

В июне 1865 году чума рогатого скота впервые проявилась на скотных рынках в Айлингтоне, однако уже через месяц она достигла Восточной Англии, Шропшира и Шотландии. Транспортные перевозки всегда делаются основным фактором при распространении эпидемий: так, во второй половине XX века в Африке именно вдоль транспортных магистралей, вдоль шоссе распространился СПИД от изначального места его проявления; или возьмем бубонную чуму — ее распространение около 1900 года по странам Тихоокеанского региона было напрямую связано с построенными железными дорогами в Китае, а также регулярными рейсами пароходов в такие удаленные места, как восточное побережье Австралии и западное побережье Америки; а уже совсем недавно произошел печально знаменитый случай распространения атипичной пневмонии благодаря реактивной пассажирской авиации. В 1865 году сочетание свободной торговли и появившихся вагонов для перевозки скота позволило чуме рогатого скота быстро распространиться от места ее проявления — особенно же потому, что никто тогда не понимал, как именно она распространяется.

К сентябрю 1865 года этой болезнью были поражены уже 1702 фермы и 13 тысяч голов скота. А в январе 1866 года болело 120 тысяч голов скота, и ситуация продолжала ухудшаться. Власти наложили запрет на перевозки скота, однако меры были приняты недостаточно жесткие, поэтому скот все же продолжали перевозить по стране, и болезнь по-прежнему все больше и больше распространялась. Хотя люди уже имели более четкое понятие о том, что такое инфекция, причины ее возникновения все же были окутаны тайной. К тому же «Таймс», чьи передовицы обладали таким влиянием, о каком редакторы нынешних газет могут только мечтать, тогда выступала против самой идеи существования контактной инфекции, а это означало: ее читатели (то бишь «вся страна») предпочитали верить в теорию о том, что повсеместно распространяются миазматические яды этой чумы.