«Тихие» американцы - [65]

Я написал: однажды. Если бы! Путь, который Казачков прошел по цепочке преступлений, нанизывая одно звено за другим, составляет не один год. За это время он совершил сотни махинаций — спекулировал, занимался контрабандой, валютными сделками, вступал в отношения с людьми сомнительными и откровенными негодяями, обманывал доверчивых и облапошивал несведущих.

Предприимчивый и ловкий, умеющий направить свои способности лишь на одно — личное благо, не гнушаясь при этом ничем (как говорится, его бы энергию да в мирных целях!), Казачков, понятно, чувствовал себя стесненно в рамках нашего строя, нашей морали. И произошла любопытная трансформация. В детстве и отрочестве, объективно отмеченный печатью незаурядности и субъективно утверждаемый в этом мироощущении матерью (отец Казачкова умер), он вошел в зрелость с твердым сознанием собственной исключительности. Вы думаете, проза жизни поставила его на место? Не было прозы! Сплошное порхание, легкий полет, скольжение по поверхности и — малыми затратами — большие дивиденды.

Переступив порог института имени Иоффе, Казачков очень быстро создал себе репутацию весьма полезного человека. Без гостей в институте обходилась редкая неделя, значит, кому-то нужно отрываться, значит, будет страдать работа, а тут — Миша. И специалист, и в общем-то человек без определенных занятий, потому что который год работает над темой, а толку — ноль, стало быть, и отрывать-то не от чего, и ему самому все это в охотку, за чем же дело стало? А оно и не стало. Визит — Миша. Культурная программа для гостей — Миша. Встречи-проводы — опять же он, Миша.

А вскоре ленинградская таможня сделала представление институту: была задержана контрабанда, которая, как выяснилось, предназначалась Казачкову. Конфуз! Постановили: избавить от общения с иностранцами.

Но не нуждался к тому времени Михаил Петрович Казачков ни в зарубежных контактах с помощью института, ни в больших и малых радостях, вытекающих из них. К тому времени он освоил не только технику спекуляции, но и технологию контрабанды, овладел существующими и изобрел (представьте!) новые способы контактов с зарубежными партнерами. К тому времени он уже превратился из мелкого деляги в крупного, с размахом, дельца.

Одним из его заочных клиентов был владелец крупного книжного магазина в Париже. Для него Казачков подобрал весьма неплохую библиотеку: первое издание Большой Советской Энциклопедии, Энциклопедический словарь Граната (74 тома), первое издание Литературной энциклопедии, Толковые словари Даля и Ушакова, академические издания Толстого (90 томов) и Пушкина. (Заметим: эти и другие книги, которые будут упоминаться в дальнейшем, а также картины в большинстве своем запрещены к вывозу из Советского Союза, так как они отнесены к раритетам.) Посредниками в этой операции были некто Бушовски, словак по национальности, и гражданин Республики Заир Жозеф-Жюльен Нтумба Нканда. Поскольку гонцы не могли осилить всего груза литературного наследия, Казачков прибегнул и к помощи почты — через подставных лиц, на подставные адреса.

Не менее плодотворными были контакты Казачкова с гражданами Соединенных Штатов Америки. Заведующий славянским отделением Колумбийского университета Роберт Карлович приобрел у Казачкова 226 томов — энциклопедии, словари, академические издания русских классиков. Через Уильяма Челсму переправил за океан некоему Джорджу Маэске редчайшую книгу — «Лимонарь, или Цветник Духовный», изданную в Киеве в 1628 году.

Но широкая душа Миши вмещала далеко не одну пламенную страсть. За 10 лет через его руки прошли магнитофоны «Дайнако» и «Филиппе», «Ревокс» и «Акай», с наушниками и без, с усилителями и без оных, оснащенные стереофоническими колонками и системой «Долби». Он получил от своих поставщиков не менее 390 «дисков» (которые продал, нажив при этом около 20 тысяч рублей). И еще две тысячи французских франков, но об этом чуть позже. Его контрагенты — уже знакомые нам Нтумба и Карлович, да еще Фредерико Мутомбо, сын дипломатического представителя Республики Заир в Москве, да Фрума Готтшалк (США), да… может, хватит? Ведь нам предстоит рассказать еще и о других контактах Казачкова с уголовным кодексом, без которых портрет его будет неполным.

27 июля 1975 года вблизи советско-финляндской границы в заброшенном доте был обнаружен сверток. В нем оказались картины и иконы. В частности, «Батальная сцена» ван Хуфа и «Николай Чудотворец» с «Иоанном Предтечей». Сверток анонимный — ни от кого, никому. Ясно: все сведения хранила чья-то память. Но чья?

Розыскные меры, которые были предприняты следственными органами, не дали ответа на этот вопрос. Ни владелец, ни посредник, ни адресат не появились. Но когда через четыре месяца против Казачкова будет возбуждено уголовное дело и в его квартире произведут обыск, найдут журнал с записями, сделанными рукой Михаила Петровича (это установит графическая экспертиза). В журнале отыщутся и святые, и ван Хуф, против которого будет поставлена стоимость — десять тысяч рублей. Там же будут и точно такие же метки, что стояли на упаковке, и еще другие, означающие предметы, ушедшие безвозвратно (у Казачкова была своя система кодирования). Черновики писем, изъятые тогда же, помогут установить, какие и сколько антикварных книг Казачков подготовил к контрабанде. Но все это будет. Пока же — бурная деятельность.