Тихая вода - [7]

Шрифт
Интервал

В ванной, в приглушенном свете, в запотевшем слегка зеркале я увидел себя. И не узнал. Это был другой человек — с моей внешностью, моей мимикой и морщинами, но совсем другой. Как будто то, что жило под кожей, умерло, а новое пока не родилось. Глаза покрылись влажной пеленой. Мне стало не по себе от собственного взгляда. Пустой, задушенный, утомленный, нервный. Губы ни с того ни с сего вдруг потрескались, вспухли. Кожа обмякла, посерела, потеряла былую свежесть и молодость. Я набрал полные ладони холодной воды и как можно резче бросил в лицо. Затем снова и снова, пока макушка не стала мокрой и по шее не потекли ледяные струйки. Я нервно скинул рубашку и принялся что есть мочи тереть лицо, затем затылок, потом шею, плечи. Покраснев от нахлынувшей крови, я взъерошил волосы. Рожа, измученно смотревшая на меня, казалась мне противной, и я силился не плюнуть в ее отражение, да только тщетно. Я сделал это. Потом размазал слюну по зеркалу и поплыл. Я сполз на холодный пол ванной и зарыдал. Только сейчас я понял, что мучительно одинок. Моя ванная — единственное в мире мое пристанище, но даже тут мне страшно. Вмиг не стало никого. И я представил, как лечу в бесконечном космосе, спрятавшись в маленькую темную комнатку, и если опрометчиво выйду наружу, то уши заложит от гулкого звука беспросветной пустоты.

* * *

Оставил ли я улики? Или хоть что-то, за что можно теперь уцепиться. Или вовсе вцепиться мертвой хваткой, что уж и не вырваться вовеки. Наследил ли, остался ли в памяти посетителей того злосчастного кафе? Сразу ли они услышали выстрел или нашли беднягу лишь тогда, когда по нужде пришлось зайти в туалет? Представляю, как чуть не разорвалось в одночасье сердце у того, кто сделал это. Оно так же бешено колотилось от суматошного приступа негодования и возмущения, как и мое сейчас. И мне никуда теперь не деться от этой бесконечной вереницы тревожных мыслей, разом поселившихся в туманной голове.

Я так и не смог уснуть. Мне мерещился тот, чью жизнь я нечаянно прервал. И странное дело: жалеть его или тем более раскаиваться в чем-то я не спешил. Моя судьба стояла на карте — с каждой секундой ночи я все более погружался в дикое осознание того, что моя жизнь никогда не будет прежней, полной надежд и желаний. И что там будет впереди? Каков тот удел, что приготовил мне Бог?

Утро наступило, и я встал с жаркой постели, просто чтоб размяться и вымыть лицо. Просто так, не смотря в зеркало, не вытирая полотенцем. Не знаю, на что надеялся, но холодная вода не придала мне ни свежести, ни разума. Время было уж очень раннее, только-только замаячило солнце, и я премного удивился, когда услышал телефонный звонок. Затем я испугался. Но что бы там ни было, я схватил трубку и нервно нажал на кнопку:

— Плюха?

В ответ последовала натянутая тишина.

— Андрей Царьков? — наконец, проговорил он. — Надо полагать, я правильно попал?

— Да, правильно.

— Это Корпевский беспокоит.

Я чуть не подавился. Его твердый голос отчеканил последнюю фразу так внятно и спокойно, что всяческие мысли о произошедшем событии я тут же отмел в сторону: кажется, Корпевский подыскал мне дельце, и я приготовился потереть руки. Не знаю, каким местом я думал тогда, но его нарочито расслабленный и в то же время требовательный голос заставил меня сделать это. И я сделал.

— Здравствуйте… — нелепо обрадовался я.

— Андрей, ты свободен сегодня?

— Да-да, конечно. Более чем.

— То есть ты маешься от безделья, так можно расценить твое «более чем»?

— Нет, — сказал я, соврав отчасти, — а, впрочем, да, вы правы, — соврал я вновь, не зная, какую из этих правд удобнее выбрать.

— Ну, не для этого я позвонил. Случился инцидент, одного парня пристрелили тут недалеко, в кафе около нашего офиса…

— Около офиса? — нервно бросил я, и снова понесся по нескончаемым просторам вселенной, так и подыхая от надоедливого гула холодной тишины. И мне стало страшно. Через секунду я странно вздрогнул, и мне вдруг оказалось все равно. Совершенно все равно.

— Да, тут рядом. Возьмешь дело? Напиши об убитом. Это не так интересно, но поможет мне понять, на что ты годен. Так возьмешь или нет?

— Возьму, — твердо сказал я, чувствуя, как непонятная злоба поднимается с самых ног.

— Ну что ж, задание ты получил — работай. Не помню, как кафе называется…

— Я знаю это место, — буркнул я, а злоба уже подползала к животу и жгла неимоверно.

— Ну, вот и хорошо. Сроки не ограничиваю, но и не тяни. Все, пока.

— До свидания, — чуть ли не сквозь зубы прошипел я, ведь злоба намертво схватилась и за горло. Я сбросил, швырнул телефон в сторону и стиснул зубы так, что челюсть затрещала. Тут, сию минуту и ни шагу не отступая от скверного места, где я дал согласие на нечто отвратительное, было решено не сходить с пути к тому, что нужно было мне еще день назад. И если все пойдет гладко, то жизнь вновь впряжется в привычную телегу, и я повезу себя без задних мыслей к светлому будущему. Не дать обстоятельствам взять надо мною верх и заставить изменить намерения — вот мой план военных действий.

Я это все хорошо придумал, но через несколько часов, когда я, одевшись и обувшись, стоял в прихожей, готовясь открыть дверь, ноги вдруг отчего-то ослабели. Как мне стереть весь этот жуткий грим, замазавший лицо в ту самую минуту, когда краем глаза я увидел кровь на стенке туалета? Я могу мыть его до красноты, брить до ссадин, но оно не станет и чуточку чище. А это выдаст меня, выдаст во мне страх и обреченность, которую я гнал поганой метлой, да только та не спешила уходить. Но отступать было некуда — впереди пугающая неизвестность, а сзади и вовсе гулкая пропасть. Что здесь возможно выбрать?


Рекомендуем почитать
Осенний бал

Художественные поиски молодого, но уже известного прозаика и драматурга Мати Унта привнесли в современную эстонскую прозу жанровое разнообразие, тонкий психологизм, лирическую интонацию. Произведения, составившие новую книгу писателя, посвящены нашему современнику и отмечены углубленно психологическим проникновением в его духовный мир. Герои книги различны по характерам, профессиям, возрасту, они размышляют над многими вопросами: о счастье, о долге человека перед человеком, о взаимоотношениях в семье, о радости творчества.


Артуш и Заур

Книга Алекпера Алиева «Артуш и Заур», рассказывающая историю любви между азербайджанцем и армянином и их разлуки из-за карабхского конфликта, была издана тиражом 500 экземпляров. За месяц было продано 150 книг.В интервью Русской службе Би-би-си автор романа отметил, что это рекордный тираж для Азербайджана. «Это смешно, но это хороший тираж для нечитающего Азербайджана. Такого в Азербайджане не было уже двадцать лет», — рассказал Алиев, добавив, что 150 проданных экземпляров — это тоже большой успех.Книга стала предметом бурного обсуждения в Азербайджане.


Петух

Генерал-лейтенант Александр Александрович Боровский зачитал приказ командующего Добровольческой армии генерала от инфантерии Лавра Георгиевича Корнилова, который гласил, что прапорщик де Боде украл петуха, то есть совершил акт мародёрства, прапорщика отдать под суд, суду разобраться с данным делом и сурово наказать виновного, о выполнении — доложить.


Земля

Действие романа «Земля» выдающейся корейской писательницы Пак Кён Ри разворачивается в конце 19 века. Главная героиня — Со Хи, дочь дворянина. Её судьба тесно переплетена с судьбой обитателей деревни Пхёнсари, затерянной среди гор. В жизни людей проявляется извечное человеческое — простые желания, любовь, ненависть, несбывшиеся мечты, зависть, боль, чистота помыслов, корысть, бессребреничество… А еще взору читателя предстанет картина своеобразной, самобытной национальной культуры народа, идущая с глубины веков.


Жить будем потом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Нетландия. Куда уходит детство

Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.