Тихая ночь - [14]

— О нем ничего не известно. Сказать по правде, я и не жду вестей.

Райнхарт о чем-то задумался, но через минуту продолжил:

— Я тут кое-что видел. Это касается нашего знакомого, капитана фон Шайлдитса, который, как мне кажется, немножко в тебя влюблен. Или я неправ? Он часто бывал у меня. Все порядочные люди приходят ко мне, а он неплохой человек. Я же вижу.

Худощавая девушка подошла к столику, неся на подносе кофейник и чашки. Некоторое время Мими и герр Райнхарт молчали.

— Я приехала сюда, чтобы увидеться с ним.

— Тьфу, какая мерзость! Я имею в виду кофе. — Райнхарт сердито посмотрел на официантку и направился к полке. Он взял банку меда и положил по ложке в каждую чашку. — Так-то лучше.

Мими смотрела, как мед медленно тает в кипятке.

— Он не жилец. Мне больно это говорить, но, я думаю, ты должна знать.

Мими продолжала помешивать кофе.

— Он не переживет блокаду?

— Дорогая моя, ты не представляешь, насколько здесь сейчас опасно. Мы живем по законам военного времени, что отчасти оправдано. Ты помнишь Голтайера Ханке? Должна помнить. Он просил меня вас познакомить. Как большинство членов национал-социалистической партии, он — порядочный сноб, поэтому не мог упустить случая поцеловать руку настоящей графине. Так вот, он теперь большая шишка. Даже я должен соблюдать осторожность. А вот твой друг этого не делает.

— Вы его давно видели?

— Вчера вечером он был у меня, совершенно пьяный. Непростительно пьяный.

Мими отпила коричневой жидкости из чашки, и по промерзшему телу разлилось тепло.

— Где он?

— Где-то рядом с аэродромом. Там находится штаб-квартира Ханке. Но тебя туда не пустят. Да и не стоит тебе его искать. Ни к чему хорошему это не приведет. Шайлдитс и так в жутком состоянии, а ты его еще больше расстроишь.

— Когда мы виделись в сентябре, он просил меня уехать отсюда. Я обещала ему, но…

— Всегда эти «но». Очень скоро будет поздно для всяких «но». Позволь, я расскажу тебе о своих друзьях. Это были милые люди — евреи. Жили они в Вене. Их не забрали в гетто. Отец моего приятеля служил у самого императора и во время Первой мировой был награжден Железным Крестом[20]. Он участвовал в битве при Ипре[21]. Боже мой, как они ошибались! Они говорили: «Мы — часть этого народа. С нами в Австрии ничего не случится». Я был у них, когда пелена наконец спала с их глаз, но было уже поздно. Слишком поздно. Не повторяй их ошибку, Мими.

— Но почему вы до сих пор здесь?

— Я стар и боюсь бедности. Все, что у меня есть — это мое кафе, остатки былой роскоши и стабильной жизни. Для меня потерять все это означает конец. Глупо, наверное. Но это правда. Своих дочерей я отправил к сестре, она живет на ферме недалеко от Бонна. Мими, этот мир не принадлежит тебе. Твой друг прав: тебе следовало уехать. Я думаю, тебе стоит сделать это до того, как начнется паника. Этот идиот Ханке считает, что десятки тысяч гражданских смогут защитить город! Неужели он думает, что этим несчастным детям и старикам удастся удержать врага на польской границе? Конечно, он знает, что это не так. Поэтому они стараются превратить наш город в укрепленную крепость, а это означает, что им не понадобится гражданское население, которое нужно кормить и обеспечивать ночлегом. Как они будут проводить эвакуацию? На коньки нас поставят? Или предоставят такую возможность этому клоуну Герингу, у которого нет ни самолетов, ни топлива?

В порыве гнева Райнхарт так взмахнул ложкой, что случайно задел блюдце, которое полетело на мозаичный пол, опрокинув чашку и ее содержимое.

В это мгновение дверь открылась и в кафе вошла дюжина военных. Похоже, они сильно замерзли, потому что быстро расселись вокруг печки, забыв о правилах приличия. Напряженные, мрачные лица…

— Чем занимаешься, Райнхарт?

Командир группы, которого можно было безошибочно определить по манере поведения, перегнулся через стол к Райнхарту, впопыхах собиравшему осколки.

— Блюдце разбилось, герр Голтайер. Жаль, конечно, уж очень оно было красивое. Мейсенский фарфор. Мой старый приятель держал там фабрику и поставлял мне довольно изысканные вещицы.

— А я еще думал, откуда у тебя такая посуда? Слишком дорогая для кафе. Я решил, что она досталась тебе от какого-нибудь поляка или еврея. Guten morgen, Fräulein[22].

Он поприветствовал Мими, но, видимо, не узнал ее.

— Кофе, Райнхарт, для всех этих джентльменов. И возьми вот это.

Голтайер протянул мятый коричневый пакет. Худощавая официантка взяла пакет, и вся компания, не мешкая, расселась за столами. Бритые головы, красные носы и трясущиеся руки. Мими отодвинулась к печке. Солдаты вели себя бесцеремонно.

— Похоже, дела твои не очень, а, Райнхарт?

Поскольку фраза прозвучала скорее как утверждение, чем как вопрос, Райнхарт пожал плечами, поднимая последний осколок блюдца.

— В Новый год всегда тихо, герр Голтайер.

— Не то что вчера вечером, да?

В словах Голтайера был намек, который заставил Райнхарта содрогнуться и привлек внимание сидящих за столом. Они приняли стойку, подобно стае собак, готовых броситься на жертву.

— На празднике всегда шумно, герр Голтайер. Некоторые гости не пошли домой из-за комендантского часа. Я решил уложить их на полу. Все же лучше, чем попасть под пули военной жандармерии.