Тихая гавань - [41]

8

Лоренс молчал, пока Мэй ехала по направлению к его дому. Отвернувшись, он мрачно смотрел в полуоткрытое окно, его черные волосы развевались под теплым весенним ветерком. Глаза скользили по оживленным улицам, но не видели ни толп людей, спешивших по своим делам, ни магазинов и контор, ни машин, двигавшихся рядом с «фордом» Мэй.

Он слишком настойчиво ощущал ее присутствие, хотя краем глаза видел лишь маленькие руки, крепко и уверенно державшие руль. Уже много дней она была средоточием всех его мыслей, ее чистый, яркий образ все время стоял перед его глазами, в то время как остальной мир растаял, как тени в лучах полуденного солнца. О чем же он думал до того, как встретил ее? Как проводил свои дни? Он с трудом мог это вспомнить, но знал, что еще ничто в его жизни не имело для него такого значения.

— Не дуйтесь! — сказала вдруг Мэй.

Лоренс вздрогнул, а затем повернулся и смерил ее холодным взглядом.

— Я и не думал!

Неужели необходимо разговаривать с ним, словно с ребенком?! Женщины порой бывают столь снисходительны; внутри у них существует какой-то источник самоуверенности — возможно, это неведомый мужчинам опыт рождения и воспитания детей, устройства домашней жизни. Они всегда думают, что правы.

— Нет, дуетесь! Последние десять минут вы сидите с нахмуренным лицом и излучаете ярость. Если вы и дальше будете пребывать в подобном состоянии, то веселенький же нас ожидает ланч!

Мечтательность, охватившую его поначалу, как рукой сняло. Лоренс не собирался разуверять ее, боясь обнаружить истинные чувства, поэтому яростно контратаковал:

— Хотите отвертеться от ланча со мной? Типично женский маневр! Ищете предлог отказаться и взваливаете всю вину на меня.

Они подъехали к светофору. Положив маленькие руки поверх руля, Мэй повернулась и взглянула на него.

— Это не у меня скверное настроение.

— Если я и злюсь, то только на ваши обвинения в том, что пригласил вас на ланч исключительно с целью затащить в постель.

— А чего еще вы ожидали после вчерашнего? Я пришла к вам сообщить о болезни матери и никак не ожидала, что вы наброситесь на меня. Мне бы следовало помнить, что у мужчин на уме один только секс.

Лоренс был слишком зол, чтобы найти достойный ответ, поэтому лишь отвернулся, стиснув зубы, к окну, однако тут же увидел изумленные глаза брюнетки, скучавшей рядом за рулем красного спортивного автомобиля. Она явно слышала, о чем говорили они с Мэй. Когда их взгляды встретились, брюнетка, усмехнувшись, подмигнула.

Лоренс одарил ее возмущенным взглядом и опять повернулся к Мэй. Но та заметила этот обмен взглядами… и — Лоренс не поверил собственным глазам — подмигнула брюнетке в ответ.

Женщины! — с горечью подумал он. Сестры по духу, верно про них говорят, что они обожают секретничать друг с другом, подсмеиваться тайком над мужчинами, рассказывать анекдоты про них. Женщины всегда противостояли мужчинам, поначалу скрытно, когда в давние времена мужчины покоряли мир. Но теперь, когда пресловутый феминизм перевернул все с ног на голову, женщины вступили в открытую конфронтацию. Именно войной они хотели заниматься, а не любовью!

На светофоре зажегся зеленый.

— Итак, что же мы решили? — спросила Мэй, трогаясь с места.

Он вздрогнул, внезапно оторванный от мрачных размышлений.

— Вы о чем?

— Вы все еще переживаете по поводу того, что я вам сказала, или уже способны посмотреть на вещи по-взрослому и быть со мной милым, если я пойду к вам?

— Я всегда вежлив со своими гостями.

— Я сказала — милым, а не вежливым. Знаю я вашу ледяную вежливость! Она способна лишить меня всякого аппетита.

Они уже были недалеко от дома. В парке было много людей: они наслаждались теплой, солнечной погодой, сидя на зеленых лужайках, дети бегали и прыгали вокруг родителей, влюбленные держались за руки, гуляя под деревьями, или целовались, лежа на траве.

Лоренс смотрел на одну из юных парочек со смесью зависти и обиды. По тому, как они неотрывно глядели друг другу в глаза, было видно, что они страстно влюблены. Он не мог припомнить, чтобы когда-либо вот так же лежал в парке на траве. Образование, воспитание и происхождение не позволяли ему этого.

Лоренс представил, как гуляет рука об руку с Мэй под этими деревьями, останавливается под зеленым сводом густых ветвей, скрывающих от посторонних взглядов, целует ее, прикасается к ней. Его охватила тоска. Он желает невозможного!

— Вы хотя бы слушаете меня? — ворвался в его сознание требовательный голос Мэй.

— Конечно. Вы мне просто не оставите выбора, если будете продолжать пилить меня. Можно подумать, что мы женаты! Чего вы от меня хотите — чтобы я умолял вас пообедать со мной? Не дождетесь. Я не встану на колени ни перед вами, ни перед любой другой женщиной.

Грубость его тона была вызвана нестерпимым — до дрожи — желанием поцеловать ее, погладить по щеке, зарыться пальцами в густые шелковистые волосы. Но она не должна знать об этом.

Мэй затормозила перед домом и не менее свирепо уставилась на него.

— Вы видите: мы даже не начали есть, а уже кричим друг на друга. Лучше уж я не пойду.

От отчаяния у Лоренса перехватило дыхание. Он не хотел, чтобы она уходила. Как же они могли научиться понимать друг друга, если еще ни разу не оставались наедине? Ее дом был переполнен людьми. А вчерашний вечер не в счет — ее появление застало его врасплох. Но он не может унизиться до того, чтобы просить ее остаться. Думай! — приказал он себе. Как можно заставить Мэй Селлерс переменить решение? В голове стоял туман. Он заставил себя сосредоточиться, и его вдруг осенило.