Тихая бухта - [36]
Но сегодня они ничем не занимались.
Однако, как всегда, Мойжес угостил ребят чаем. Пока он возился с чашками и закусками, приятели смирно сидели, посматривая на него. Он намазал на хлеб масло и кивнул ребятам. Те не заставили себя упрашивать.
Но едва друзья принялись за еду, раздался стук. Ребята застыли с раскрытыми ртами. Мойжес распахнул дверь. Вбежал Федя Речкин. Он показал в окно.
В темном небе алело зарево.
Мойжес в одно мгновение оделся, взял с собой оружие и посмотрел на своих гостей. Он знал отлично, как им хочется поехать с ним, и вдруг сказал:
— Ну что, приятели, хотите со мной? Тогда поехали!
Через несколько минут верхом на лошадях весь отряд поскакал к месту нового пожарища. Чем больше они углублялись в тайгу, тем сильнее тянуло дымом. Мойжес, определив фронт огня, послал одного пограничника в поселок предупредить об опасности и организовать встречный пал у Медвежьего ручья.
Важно было пробраться огню в тыл, чтобы установить, отчего снова вспыхнул пожар. Лошадей не приходилось подгонять, они бежали крупной ровной рысью.
Скоро меж деревьев заблестели огоньки. Сразу стало жарко. Отряд повернул налево, по ветру. Жар спал.
Мойжес точно нюхом чуял дорогу. Сделав несколько поворотов, отряд, наконец, остановился. Прямо перед ним было недавно выгоревшее место. А впереди был еще огонь, и до слуха отчетливо долетали треск и гул пожара.
Мойжес соскочил с коня, бросил поводья, осмотрелся.
Медленно пошел он по пожарищу, предупредив, чтобы никто не следовал за ним. Пограничники остались на месте, тихо разговаривая между собой.
— Жарко сейчас там. Хуже нет смерти, как от огня живьем сгореть.
— Да, худая смерть!
Через несколько минут послышался голос Мойжеса. Речкин помчался к начальнику. Шурка и Димка, видя, что пограничник с начальником что-то рассматривают, направились туда.
Но Речкин побежал к ним и загородил дорогу:
— Назад, ребятки, тут вам делать нечего! Шура, ты поезжай к Медвежьему ручью — передашь эту бумажку пограничнику, который там встречный пал пускает. Быстро — по приказу начальника.
Он передал Шурке сложенный вчетверо и заклеенный облаткой листок. Шурка, не очень охотно на этот раз, вскарабкался на коня и поехал обратно. Димка же остался на месте.
Между тем на Медвежьей протоке кипела работа. Люди трудились, словно одержимые, подчиняясь одной мысли: опередить огонь. Стук топоров слышался повсюду. Жужжали шмелями пилы. Высокие сосны рушились, круша окрест себя мелкий лес. Упавшие деревья подхватывали баграми, крючьями, топорами и оттаскивали в чащу. Люди расширяли протоку лопатами. Огромные глыбы земли обрушивались в воду. Их разбивали ломами и кольями. Медвежья протока вздулась, помутнела. Вода, журча, размывала комья, дробила в песок и уносила их с собой.
Савелька, работавший на этом участке, поспевал всюду и шумел больше всех. Ему впервые приходилось участвовать в борьбе против огня.
В роду Бисанки, как и у всех орочей побережья, считалось греховным противодействовать огню. Когда огненный Хозяин подымал над тайгой свою рыжую голову, все бежало, спасаясь от его горячего дыхания: и птицы, и звери. Орочи тоже вьючили свой скарб на нарты, на лодки и уходили в болота отсиживаться, пока гнев Хозяина не утихнет.
А тут люди осмеливались бороться с огнем. Они преграждали ему путь и смело говорили: «Сюда ходу нет! Уходи, умри!» И он умирал.
Савелька немного боялся, что Хозяин очень рассердится, но чувствовал прилив радостной силы в груди, которая требовала выхода. И Савелька валил деревья быстрее всех, бросался на толстые сучья, обрубая их в одно мгновение. Потом бежал на берег Медвежьей, втыкал высокий крепкий шест в землю, подскакивал и раскачивался на нем. Шест все глубже входил в почву. Она трескалась и обваливалась в воду. Случалось, Савелька летел вместе с землей. Этого тоже нельзя было делать — так говорили старики. Если человек падал в воду, он принадлежал Хозяину воды и не должен был плавать, пытаться спасти свою жизнь. Но, решившись на борьбу с огнем и водой, Савелька забыл обо всех запретах. Он хватался за протянутые ему багры, влезал на берег и опять работал за двоих.
Колька же работал молча. Савелька подбегал к нему, хлопал по плечу и кричал:
— Ты чего серчай? Не надо серчай! Кричи надо. Огонь кончай надо…
Однако Колька не кричал. Его жилистые руки и без того мелькали с непостижимой быстротой.
Возле него работал Шурка. А рядом, по ходу Медвежьей, рубили просеку.
Когда она была готова, пограничник, руководивший всеми работами, приложил руку ко рту и протяжно крикнул:
— Отходи за протоку-у!
Колька не отошел, пока не убедился, что все слышали команду и на этой стороне никого не осталось. Тогда и он переплыл. Пора было уходить.
Люди собрались за протокой, поджидая огонь и готовые к новой битве. Кудрявая шапка пожара показалась над тем местом, где только что они работали. Он налетел на лес ненасытно голодный и, испепеляя оставшиеся деревья, мчался дальше.
Палящий жар нагрел воду в протоке. С поверхности ее поднялся парок.
Но вот рухнули последние сосны, пламенея и превращаясь в угли. Перед огнем было вырубленное пространство. Огонь заметался, пополз по траве, по сучьям, приник к земле, пытаясь хоть на ней найти себе пищу.
