Тигры Вероны - [6]

– Какого черта, Камерини! Это война. Я не путаю дела с чувствами.

– Тогда зачем вас понесло в Сермонету? Не оттого ли, что у вашего семейства давняя вражда с предками графини?

Монтекки промолчал.

– Так вот, Совет Десяти требует, чтоб вы немедля сняли осаду с замка и направились на север, как вам и было приказано. Иначе ваши действия будут расценены, как государственная измена. Не беспокойтесь о детях графини. Я увезу их с собой. Республика найдет им полезное применение. И за это вы заслуживаете благодарности. Я добьюсь того, чтоб эта благодарность получила подобающее денежное выражение. Но помните, Монтекки – вам нельзя оставаться здесь. Так решили дож и Совет Десяти.

Выслушав от Монтекки, сколько раз и в каких позах тот имел почтенного дожа и весь совет по очереди, Камерини сухо осведомился:

– Ваш дядя, насколько я помню, присягнул Миланскому дому? А вы – его единственный наследник?

– К черту, Камерини! Я уехал из Вероны до свержения Скалигеров.

– А если вы – приверженец Скалигеров, то снова возникает вопрос – что вы делаете здесь, в Сермонете, если вспомнить, кому она принадлежит? Оснований для обвинения в измене более чем достаточно. Эй, девка, – окликнул он служанку, – скажи кормилице, чтоб подготовила своих питомцев к отъезду. А если вы, капитан, вздумаете напасть на мой конвой, то обещаю – ценных заложников я вам не верну. Даже ценой потери заложников. Это все, что я хотел сказать.

С Камерини Монтекки не попрощался. Даже не взглянул на отъезжающий конвой. И без того ясно, что в совете замышляется какая-то своя игра. Но вряд ли они добьются от графини большего, чем Монтекки.

Он прошел на площадь, ожидая увидеть графиню. Злорадствует она или опасается? Но она, как и в прежние дни, не показывалась. Веронская тигрица укрылась в логове, вынашивая очередного детеныша.

И, как в прежние дни над башней поднимался столб дыма.

– Капитан!

Через площадь бежал Якопо.

– Что орешь? Провиант доставили?

– Нет…

Монтекки нахмурился. Уж ради себя ребята бы постарались. Неужто свершилось невозможное, и мужичье взялось за вилы?

– Гаэтани… – выдохнул Якопо.

– Какой Гаэтани? Это, вроде, один из здешних владетелей?

– Да, граф Фонди. Мы тут искали, что да как… а он вывел свой отряд… У него вроде как договор с Сермонетой. Сейчас он в Латине, союзников дожидается. Нас не заметили – мы и поспешили… предупредить…

Монтекки снова поднял голову. Значит, у нее все-таки есть союзники… и она не теряла времени после смерти Ногаролы. А этот дым… нет, это не вызов осаждающим, это сигнал союзникам. Сейчас они сообщают, что посланник дожа из лагеря отбыл, и можно действовать. И если графу ди Фонди удастся созвать на помощь окрестных синьоров, Монтекки окажется зажат между ними и Кастелло ди Сермонета. Если срочно не скроется. На приказания выскочки из Камерини капитану было плевать, но…

Он думал, что загнал Веронскую Тигрицу в ловушку, а в ловушке оказался сам.

– Будь ты проклята, – прошептал. – Будь проклята, Розалина делла Скала!

Ушли они без боя, ибо бой ожидал их впереди. Тот самый, за который и было заплачено согласно кондотте. И ради него следовало на время позабыть старую вражду.

Камерини ошибся, полагая, что Монтекки не захочет воевать со своим прежним командиром. Дело есть дело, тут вражда ему глаз не застилала. Хотя, когда Монтекки пришел в отряд Браччо ди Убальдино, все было по-иному. Представления о том, как надо сражаться, у него еще оставались, как у прочих молодых людей из патрицианских семей, у которых все решалось поединками. И не теми ритуальными поединками, что у рыцарей прежних времен. То, что пришло им на смену, носило разные названия, но чаще всего это именовалось «схваткой тигров». В сущности, это были потасовки, яростные и беспощадные. От драк простонародья они отличались тем, что противники отлично, порой виртуозно владели оружием. А потому часто дело кончалось смертоубийством. Впрочем, это никого не пугало. Дрались по малейшему поводу и без повода. Войдя в таверну, бросали на стол шпагу со словами: «Пронеси, Господи!», после второй чарки пускали ее в ход. Монтекки со стыдом вспоминал, что он дрался с человеком, который грыз в его присутствии каштаны, в то время как у Монтекки были глаза такого же цвета, и с другим, который кашлял на улице и разбудил его собаку, дремавшую на солнцепеке. Однако уже к восемнадцати годам ему стало казаться, что это как-то неправильно, и он предпочитал решать споры с холодною душой. Но это не всегда удавалось, особенно в время тех кровавых событий.

Но Браччо учил его именно этому – холодно и трезво оценивать силы противника, забыть о безрассудстве. Надобно признать – в истории с Сермонетой Монтекки показал себя плохим учеником. Повторения нельзя было допускать. Ди Убальдино постарел, но вряд ли поглупел.

Это хорошо, говорил Браччо, что тебя учили фехтованию, но шпажонку забудь, это забава богатых городских мальчиков, мы деремся по-другому. Он разумел, конечно, солдат итальянских наемных отрядов, но это не значило, что чужие воинские искусства Браччо отвергал, напротив, считал, что нужно учиться у тех, у кого следует. Наемные отряды в Италии повсеместно из тяжеловооруженных кавалеристов, таков обычай, но чем обычай этот лучше, чем тот, которого придерживаются французские рыцари? А их то и дело бьют и англичане, и швейцарцы. Конечно, сделать ставку на лучников, как у англичан, итальянцам невозможно, англичане же своих лучников с малолетства натаскивают. А вот у швейцарцев есть, что позаимствовать, недаром иностранные государи все чаще принимают их на службу. У швейцарцев, да и у немцев тоже. И нечего презирать пехоту, она еще скажет свое слово. Пехотинцы– пикинеры, да.