«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - [89]

Шрифт
Интервал

Короче говоря, не было сделано ни единого выстрела, хотя дистанция была практически идеальной для наших орудий. У противника не было бы ни малейшей возможности угрожать нашим «ягдтиграм».

Однако мало того что этот странный офицер не открывал огонь. Он также приказал вскоре после этого подать назад свою машину из леса. Именно тем самым он и выдал свое местонахождение. На его счастье, в небе в это время не было самолетов. Он отступил в тыл, совершенно не ставя об этом в известность командира второго «ягдтигра». Этот командир тут же последовал за ним, и оба они понеслись, как будто за ними гнался дьявол. Конечно, нигде вокруг не было видно противника! Из-за небрежного вождения совершенно неопытным экипажем вторая машина сразу же вышла из строя. «Бесстрашного» обер-лейтенанта совсем не волновала машина. Напротив, он упрямо продолжал двигаться, пока его машина тоже не встала. По крайней мере, обер-фельдфебель во второй самоходке взорвал свою собственную машину.

Тогда Лустиг ушел пешком и настаивал на том, чтобы я передал его донесение в батальон. Однако на этом этапе войны это уже не имело смысла. Каждый должен был сам решать, встретить ли конец достойно или как жалкий трус. Сотни бойцов самых различных родов войск залегли в лесу и ожидали конца. Их моральный дух совершенно иссяк.

В Зигене я отправился в штаб своего батальона, чтобы доложить о ситуации командиру. Когда я пришел на командный пункт, меня приветствовали со всех сторон. Прошел слух, будто мои парни подбили около сорока танков противника. Я их урезонил, когда сообщил, что мы не подбили ни одного янки, а наоборот, у нас совершенно вышли из строя две боевые машины. Были бы со мной два или три командира танков и экипажи из моей роты, воевавшей в России, то этот слух вполне мог бы оказаться правдой. Все мои товарищи не преминули бы обстрелять тех янки, которые шли «парадным строем». В конце концов, пятеро русских представляли большую опасность, чем тридцать американцев. Мы уже успели это заметить за последние несколько дней боев на западе.

Между тем нам стало ясно, что мы полностью окружены. «Рурский мешок» был завязан.

Фельдмаршал Модель хотел прорваться всеми своими силами у Марбурга и вырваться из окружения, пока еще было время. Это было бы совсем не трудно. Однако Верховное командование придерживалось другого мнения и приказало нам продержаться в мешке как можно дольше! Маршрут нашего прорыва шел вдоль реки Зиг через Айторф — Бецдорф — Кирхен. Первой целью был Зиген, который предполагалось долго удерживать. Несколько самоходных орудий уже вышли из строя во время движения по дороге. Несмотря на все старания, неопытные водители не смогли справиться с ситуацией в гористой местности. Люди действительно старались, но у них не было ни опыта вождения тяжелых машин, ни достаточной подготовки.

Хаос нарастает

Мы встречались с хаосом повсюду. Дороги были полностью забиты, и машины становились легкой добычей вражеских самолетов, которые имели полное превосходство в небе. Рассылая оповещения гражданскому населению, наше руководство просило его покинуть свои дома и отходить вместе с войсками. Лишь незначительный процент жителей последовал этой просьбе.

Нам намекали, что наша армия намеревалась использовать табун, новый газ, который моментально парализовывал нервную систему. Вероятно, высшее командование дистанцировалось от его применения, потому что было бы истреблено наше собственное гражданское население и даже это оружие не изменило бы ход войны. Большинство мирных жителей оставались дома и ожидали прихода американцев. Конечно, лишь немногие из них верили в глупую волшебную сказку об «освободителях», которая уже давно была опровергнута развалинами от бомбардировок. Но все желали неизбежного конца угрозам и страхам. В конце концов, на западе не нужно было опасаться русских, от которых несчастные люди восточных районов бежали в паническом страхе по снегу и льду.

Двигаясь сутками напролет, постоянно преследуемые истребителями и бомбардировщиками, так мы добрались до Зигена. Хотя мы днем и прятали самоходные орудия в сараях или в стогах, еще два из них были выведены из строя истребителями, и их пришлось взорвать. Как я завидовал тем товарищам, которым не довелось пережить эту безнадежную борьбу в последние несколько недель на Западном фронте!

В Зигене я нашел великолепную позицию на возвышенности, где расположились боевые позиции. Оттуда у нас был большой сектор обстрела через просеку на дорогу, ведущую в долину на противоположной стороне реки Зиг. В этом месте мы поджидали американцев, но и тут нам не суждено было никого подбить, несмотря на то что я оставался в своей самоходке, чтобы избежать новой неудачи. Это происходило потому, что у американцев в нашей среде были союзники. Гражданские, которые засели в окопах на противоположном склоне, остановили американские машины, до того как они попали в наше поле зрения. Я до сих пор удивляюсь, возможно ли такое у других наций.

Тогда я вывел свою роту к Вайденау и установил там противотанковые заграждения. Я устроил свой командный пункт в бомбоубежище завода. Я узнал от одного гражданского, что часть гражданского населения сотрудничает с врагом, другая часть — с нами. Мне не составляло труда понять, что люди там чувствовали апатию и устали от войны, но что они выдадут врагу своих же соотечественников — в это я сначала не хотел верить. Вначале мы тоже позволяли людям бегать к янки, если они хотели чем-нибудь от них разжиться. Мы не проверяли никого, кто приходил назад. Однако вскоре я заметил, что американцы всегда стреляют туда, где находилась моя самоходная установка, даже если им совсем не была видна цель. После этого мы, естественно, прекратили хождение к врагу.


Рекомендуем почитать
Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Скобелев: исторический портрет

Эта книга воссоздает образ великого патриота России, выдающегося полководца, политика и общественного деятеля Михаила Дмитриевича Скобелева. На основе многолетнего изучения документов, исторической литературы автор выстраивает свою оригинальную концепцию личности легендарного «белого генерала».Научно достоверная по информации и в то же время лишенная «ученой» сухости изложения, книга В.Масальского станет прекрасным подарком всем, кто хочет знать историю своего Отечества.


Подводники атакуют

В книге рассказывается о героических боевых делах матросов, старшин и офицеров экипажей советских подводных лодок, их дерзком, решительном и искусном использовании торпедного и минного оружия против немецко-фашистских кораблей и судов на Севере, Балтийском и Черном морях в годы Великой Отечественной войны. Сборник составляют фрагменты из книг выдающихся советских подводников — командиров подводных лодок Героев Советского Союза Грешилова М. В., Иосселиани Я. К., Старикова В. Г., Травкина И. В., Фисановича И.


Жизнь-поиск

Встретив незнакомый термин или желая детально разобраться в сути дела, обращайтесь за разъяснениями в сетевую энциклопедию токарного дела.Б.Ф. Данилов, «Рабочие умельцы»Б.Ф. Данилов, «Алмазы и люди».


Интервью с Уильямом Берроузом

Уильям Берроуз — каким он был и каким себя видел. Король и классик англоязычной альтернативной прозы — о себе, своем творчестве и своей жизни. Что вдохновляло его? Секс, политика, вечная «тень смерти», нависшая над каждым из нас? Или… что-то еще? Какие «мифы о Берроузе» правдивы, какие есть выдумка журналистов, а какие создатель сюрреалистической мифологии XX века сложил о себе сам? И… зачем? Перед вами — книга, в которой на эти и многие другие вопросы отвечает сам Уильям Берроуз — человек, который был способен рассказать о себе много большее, чем его кто-нибудь смел спросить.


Syd Barrett. Bведение в Барреттологию.

Книга посвящена Сиду Барретту, отцу-основателю легендарной группы Pink Floyd.