«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - [66]

Затем мы приблизились к возвышенности и оставались там до наступления темноты. Местность, по которой мы ехали, была полностью очищена от противника, за исключением самой возвышенности. Русские, естественно, также считали ее важной и еще удерживали небольшими силами участок, примыкающий к нашему переднему краю. Только полоса, идущая на пересечение с нашим передним краем, еще удерживалась небольшими силами. Но по неизвестным мне причинам наша пехота совсем не продвигалась. Для меня это было решающим фактором. Пока мы еще были в состоянии хоть немного различать дороги, я доложил на командный пункт боевой группы, что мы возвращаемся. Я не собирался оставаться один среди русских, чтобы взлететь на воздух ночью. Во второй половине дня мы слышали шум небольшой перестрелки в том направлении, но не более того. Таким образом, наша миссия завершилась, и мы вернулись на командный пункт боевой группы без происшествий. Непонятно, следовало ли нам оставаться там с самого начала. В конце концов, потеря двух противотанковых орудий не ослабила русских, а мы потратили больше топлива и боеприпасов, чем требовало все это предприятие.

Тем не менее наш генерал был чрезвычайно горд выполнением нами задания. Он сказал мне дружески:

— Конечно, поведение примадонны прощается, коль скоро действия на поле боя достойны примадонны.

Главным образом, господин с высоким званием был несказанно рад, что не подвергся критике за действия на своем участке, чего опасался. По его мнению, мы были главной причиной этого.

Мы получили еще одно небольшое задание, которое уводило нас далее на запад. Русские разместили артиллерию для прикрытия своего фланга. На любое наше движение на запад или восток за линией фронта они реагировали криками: «Тигры! Тигры!» Сразу вслед за этим артиллеристы ставили заградительный огонь по всему фронту. Так что нам было лучше не высовываться, если не происходило ничего особенного.

Следует отметить, что русские совсем не стремились показываться нам на глаза со своими танками. Они появлялись за какой-нибудь возвышенностью и вызывали замешательство в рядах нашей пехоты. Но прежде чем мы подходили, они исчезали из виду. Мы только слышали удаляющийся шум дизельных моторов. Русские просто не давали нам покоя, но массированных атак не было. У нашего противника тоже не хватало для этого сил. Его главные силы неуклонно двигались колоннами на запад, и, к сожалению, мы были слишком слабы, чтобы отрезать их наступление. По этой причине на том фланге, где мы находились, ситуация оставалась относительно спокойной.

Как нам сообщил генерал, новая линия фронта на участке боевой группы делала изгиб на север, и он хотел выровнять ее на этом участке. А чтобы это сделать, мы должны были занять деревню. Проходя через нее, линия фронта пролегала бы по прямой. Я подъехал туда на своем автомобиле, чтобы лично взглянуть, как обстоят дела. Командир полка кратко обрисовал мне ситуацию. Когда я рассказал ему о намерении генерала, он воскликнул, что генерал ненормальный. Деревня находилась в долине, на ничейной земле. Наши позиции пролегали через плоскогорье вдоль полосы леса к северу от него. Русские располагались на склоне к югу от деревни. Было бы чистым безумием захватывать деревню. Днем сделать это и совсем невозможно — разве что тем из нас, кто был в танках, но никак не пехоте. Для сравнения: наши нынешние рубежи можно было без проблем удерживать небольшими силами, потому что они господствовали над подходами к ним. Даже если существующая линия фронта не выглядела особенно «привлекательной» на карте, она была единственно возможной на этой местности.

Генерал вскоре вызвал командира полка и приказал атаковать деревню. Полковник кипел от возмущения. К его облегчению, я объявил, что собираюсь немедленно ехать к генералу Берлину, к которому была прикомандирована боевая группа, чтобы предотвратить объявленную операцию. Генерал Берлин признал правильность моих соображений и посмеялся над небольшим «бунтом». Он вызвал командующего боевой группой, и линия фронта осталась на прежнем месте. Наша пехота и «тигры» были слишком хороши для того, чтобы заниматься таким вздором.

Этот пример, как и многие другие в моей книге, показывает, что даже в Третьем рейхе было вполне допустимо отказаться выполнить приказ, если сделать это приемлемым образом, или по крайней мере не следовать приказу буквально. Само собой разумеется, что ответственность за такие действия целиком ложится на данного офицера. Именно так, конечно, должен поступать и солдат современной Германии. Как бы то ни было, хотел бы я видеть, как много офицеров, особенно молодых, готовы отказаться выполнять приказ, если когда-нибудь вновь возникнет такая ситуация, — выполнения которого не пожелал бы ни один нормальный человек. В большинстве случаев они не настолько знакомы с ситуацией, чтобы решиться на такой шаг. Мы же были непосредственно приданы армейскому корпусу и, следовательно, находились в благоприятном положении, дающем общее представление о боевых действиях на всем участке. У нас, таким образом, сформировалось объективное мнение. Но каждый из нас должен был нести полную ответственность за любую операцию, предпринятую по нашей собственной инициативе, особенно во изменение приказа или при отказе его выполнять. Готовность взять на себя ответственность — самая выдающаяся отличительная черта, которая должна быть присуща офицеру. В этом нет ничего нового, и каждый, кто был на войне, может привести примеры этого. Если «маленький человек» предпринял небольшое наступление по своей собственной инициативе и оно удалось, то его похвалят. В некоторых случаях даже наградят. Напротив, если операция провалится, то он предстанет перед военным трибуналом.