«Тигры» в грязи. Воспоминания немецкого танкиста - [45]

Под покровом огневой завесы на высокой скорости мы двигались к железнодорожному переезду. Мы видели, как русские бежали от ряда разрушенных укреплений, которые занимали, к траншеям железнодорожного переезда. Наш пулеметный огонь был совершенно неэффективен при движении на скорости. В мгновение ока мы перевалили через переезд. Вопреки ожиданиям он не был заминирован, поскольку русским нужна была дорога на юг для подвоза своих собственных предметов снабжения.

Должно быть, наша атака оказалась полной неожиданностью для русских. После того как наши танки миновали железнодорожный переезд, чтобы затем повернуть направо, мы увидели русского, стоявшего как вкопанный в гимнастерке и галифе прямо перед нами. Он не верил своим глазам, что мы уже тут. Кершер разделался с противотанковой пушкой, которая, по-видимому, должна была прикрывать дорогу. Ее ствол был еще зачехлен, а расчет отсутствовал на местах.

Затем мы поехали вдоль насыпи, направляясь на запад. Равнина между железной дорогой и линией леса была заминирована, так что мы шли след в след, контролируя друг друга. К счастью, мины лежали открыто. Русские не успели из-за мороза присыпать их землей. Кроме того, вкопанные ящичные мины отсыревали в этой болотной местности. Так что мы достигли нашей промежуточной цели без потерь. Потом мы повернули вправо и увидели, как позиции русских выглядели с тыла. Противник построил бункеры в железнодорожной насыпи через каждые 2 метра. Конечно, они теперь не обеспечивали им защиты. Семь противотанковых орудий, которые ничего не подозревавший противник не успел развернуть, были немедленно обезврежены.

Мы были в отличном расположении духа, потому что наш прорыв, от которого все зависело именно сейчас, удался вопреки ожиданиям. Великолепно спланированная операция принесла плоды. Однако наше хорошее настроение внезапно было испорчено неприятным сюрпризом.

Именно тут по нам вдруг со стороны «детского дома» начала вести массированный огонь наша же батарея 150-мм пехотных гаубиц. Наблюдатель принял наши танки за танки противника. Силуэты наших машин едва появились из-за железнодорожной насыпи, а мы стали вести огонь в направлении наших собственных позиций.

Нам наглядно продемонстрировали, насколько неприятен огонь этих орудий. Мы отчетливо слышали каждую команду, а также видели крупнокалиберные снаряды, летевшие по отлогой траектории точно в нашем направлении. Ощущение было не для слабонервных.

Мы были вынуждены ездить взад-вперед по кишащей минами местности, чтобы избегать опасных «посылок». Эти перемещения можно было бы назвать «непрерывной сменой позиций», но кто захочет, чтобы ему в голову угодил снаряд 150-мм орудия? Ко всему прочему наши стреляли очень хорошо. Конечно же я немедленно радировал наблюдателю в «детском доме», чтобы сообщить о произошедшей ошибке. Становилось все более и более неуютно, потому что наши не прекращали вести огонь из всех четырех орудий. Мне не оставалось ничего иного, как сделать несколько выстрелов в направлении наблюдателя. Это вынудило его сменить позицию, и мы ретировались, не дожидаясь, пока он вновь начнет доставлять нам неприятности.

Позднее я дал этому парню нагоняй. Он действительно не узнал нас, отказываясь верить, что мы передвигались за железнодорожной насыпью так быстро.

У «дружественного огня» были и другие неприятные последствия. Мы, правда, вышли из него невредимыми, но напряжение и постоянное лавирование взад-вперед отвлекли наше внимание, и мы не заметили противотанковой пушки, которая заняла позицию в лесу позади нас. Тогда-то мы испугались, застигнутые врасплох. Я получил удар в корму. Цветти достал этого парня и прикрывал нас во избежание новых сюрпризов. Почти в то же самое время они ударили по Груберу справа. Русские быстро успели развернуть противотанковую пушку, которая находилась в небольшой рощице возле железнодорожного переезда. Мы ее не засекли, и она подбила Грубера. Первый же выстрел сильно повредил ходовую часть, второй — пробил танк. При этом были ранены Грубер и заряжающий.

Прежде всего мы заставили замолчать противотанковую пушку. Затем Цветти вывел танк с минного поля в направлении железнодорожного переезда. Лишь с огромным трудом мой танк мог двигаться собственным ходом. Цветти прикрыл его и доставил обратно в «детский дом». Нет худа без добра: танк Грубера не нужно было брать на буксир, потому что в нашем районе разверзся ад. Даже русская тяжелая артиллерия к югу от Нарвы вступила в бой. Иваны хотели повернуть ход событий любой ценой.

Нам было не до оставшейся русской пехоты, потому что нужно было следовать за передовым охранением, которое уже давно миновало развилку дорог у железнодорожного переезда. Фон Шиллер обеспечивал своими четырьмя машинами при поддержке пехоты свободный проход к заболоченному лесу. К сожалению, пехотный батальон понес тяжелые потери от русской артиллерии.

Достигнув развилки дорог, пехотинцы в поисках укрытия попрыгали в траншею. Русские, поняв, что мы прорвались на юг, вели точно по этому месту огонь артиллерией и минометами. Один снаряд попал прямо в гущу наших пехотинцев. Поскольку они лежали довольно близко друг к другу, потери были очень большими. Когда мы ехали в южном направлении через лес, русские поджидали нас повсюду. Приходилось быть предельно внимательными, чтобы избегать новых неприятных сюрпризов. Мы видели минометы, занявшие позиции по левую и правую стороны от леса, рядом с ними — пехотные гаубицы и противотанковые пушки. У нас была лишь одна цель: любой ценой пробиваться вперед.