«Что может этот Дасс закупать ящиками в писчебумажном магазине? И что у этого назойливого человека за манера бросать на дороге свои вещи?» — подумал Кэстон. Нога сильно болела, и он был не в духе.
На следующее утро Дасс приветствовал его словами:
— Ну как, саиб, удалось вам выследить Полосатого Лорда?
Ответ Кэстона звучал очень крепко.
— Саиб, вы не в рубашке родились, — сказал посмеиваясь Бишен-Дасс. — Суеверные люди думают, что тигр — священный дух. Я хотел еще сказать саибу, что люди мои выследили огромного медведя, и я сделал все приготовления к охоте на него.
Действительно, охота была обставлена как нельзя лучше, и Кэстон застрелил медведя. Весь день Дасс отсутствовал. Вечером, когда Кэстон сидел на веранде, из лесу вышел Джафир-Хан. У него был вид усталый, запыленный, но он был весел и едва сдерживал улыбку. Он подошел к дому и спросил, дома ли Даос. Получив от Кэстона отрицательный ответ, он попросил его сойти с веранды.
— Здесь у стен есть уши, — сказал он, — а мне вам нужно кое-что сообщить по секрету, саиб.
Отойдя от дома на несколько шагов и осмотревшись, нет ли кого, кто бы мог его слышать, он шопотом сказал:
— Сегодня ночью в той деревне хоронили девочку, которую утащил в лес тигр. Они ее тело нашли и, напустив стадо буйволов, прогнали тигра вглубь леса до вашего прихода.
— Ну что за глупцы эти люди! Они не хотят убить его и подвергаются постоянной опасности быть им съеденными.
— Что же им делать? Вы только послушайте.
И он быстро и оживленно начал рассказывать что-то Кэстону на ухо. Кэстон громко рассмеялся.
— Вот так штука! Ну, много мы с тобой, Джафир, охотились и много всего пересмотрели, но такой смешной истории, кажется, еще не бывало. Неужели же мне продолжать сидеть дома и делать вид, что я ничего не подозреваю?
— Пусть будет так — так вернее мы его поймаем.
Последующие дни Вишен-Дасс тоже пропадал с утра до вечера. Возвращаясь, он объяснял свои отлучки срочными служебными делами. Однажды вечером Джафир-Хан вновь отозвал Кэстона в сторону.
— Все готово. Тигр опять бродит тут по соседству. Ночь будет лунная, и сегодня, может быть, все придет к концу. Приманка уже на месте, жирная, хорошая приманка, промаха не может быть. Но согласитесь ли вы, саиб, провести ночь на ветке дерева?
— Не одну ночь на своем веку просиживал я на ветке, Джафир, поджидая свою жертву. Далеко это отсюда?
— Не дальше восьми миль, саиб.
Непонятно, почему этот прекрасный тигр во цвете сил своих, шутя могущий убить буйвола, специализировался на ловле людей. Может быть, какой-нибудь человек ранил его в ранней молодости, и он возненавидел после этого весь род людской и мстил ему по-своему. И по своему он был тогда прав. Каковы бы ни были причины его действий, одно было известно: он продолжал совершать свои злодеяния и похищал из хижин и сторожек одного за другим упрямых бенгальцев.
Однажды ночью в поисках за свежим человеческим мясом Полосатый Лорд проходил мимо одной, хорошо известной ему деревушки. За чертой деревенской ограды стояла только одна покинутая хижина, но на этот раз его тонкое обоняние уловило приятный запах, исходящий из нее, — он не мог ошибиться: пахло человеком — в хижине, несомненно, кто-то был. До этого момента тигр шел своей красивой, гордой поступью, открыто и спокойно шел он по лесу, как кошка по саду, но тут он сейчас же съежился, припал к земле и стал невидим.
Чем ближе он подкрадывался к хижине, тем яснее он различал запах человека, и не белого, а желтого человека. Но не было ли тут спрятано и железо? Осторожность — прежде всего. Бесшумно подползал он все ближе и ближе к двери хижины и наконец подполз к самой ее стене и обнюхал ее порог. Теперь он был уверен, что в хижине был только человек — ни стали, ни железа здесь не было. Дело было верное, в его вкусе. Он осторожно просунул голову в дверь, чтобы увидеть свою жертву. Да, в хижине сидел человек, жирный, толстый желтый человек, наполовину спрятанный за что-то, похожее на белые шторы. Ну, они ему не могли помешать. И прицелившись, тигр прыгнул…
Все хищники бросаются бесшумно на свои жертвы, но если прыжок им не удается, они громко выражают свое негодование. В данном случае тигру было отчего рассердиться. Шторы оказались более плотными, чем он ожидал: то была частая перегородка из гибких и крепких бамбуковых прутьев, наглухо вделанных в крышу и пол хижины; они образовали вокруг него клетку, из которой он не мог вырваться. И еще в этой сетке была одна особенность: чем больше он бросался на ее прутья, тем больше обрывался и прилипал, а белая обшивка стен клетки прилипала к его лапам, бедрам, морде, и он остановился, чтобы смахнуть с себя эту надоедливую белую штуку. Но снимая один кусок с глаз, он оставлял на них другой — с лапы. Он стал тереться головой об пол и этим еще ухудшил свое положение, — целая груда шуршащей липкой бумаги пристала к его голове и совершенно ослепила его на один глаз. Воя от ярости и страха перед неведомым, тигр стал царапать себе голову обеими передними лапами, но существенным следствием этого было лишь то, что он заклеил себе и второй глаз. Единственным желанием у него теперь стало — спастись, бежать — и будь что будет с этим злостным желтым человеком, тигру было теперь не до него. Он стал бросаться на стены, но, не видя ничего, не мог сначала найти дверей, захлопнувшихся за ним, как только он прыгнул в хижину. При каждом прыжке он ударялся головой о твердые стены и, оглушенный, падал на пол, собирая на себя все больше и больше липкой бумаги. А сверху кто-то сыпал на него все новые и новые тучи белых клейких листков. Враг его был хитер и хорошо устроил западню, но он слишком понадеялся на крепость ветхой двери хижины. Когда ослепленный зверь случайно бросился на нее, она не выдержала силы удара и распалась в щепки, а тигр кубарем, в вихре белых листков, вылетел наружу.
