Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - [34]

Он, Вячеслав Грязнов — сыщик от Бога. И этим сказано все…

Заручившись поддержкой следователя прокуратуры, на котором висело нераскрытое уголовное дело по факту убийства директора вагона-ресторана Гельмана, Турецкий созвонился со старшим оперуполномоченным линейного отделения милиции Смолиным и, договорившись с ним о встрече, ровно в четырнадцать ноль-ноль поднялся из метро в зал ожидания Курского вокзала. Он уже забыл, когда приезжал сюда в последний раз, кажется, это было еще во времена вечной перестройки и столь же вечного ремонта вокзала. И теперь он невольно подивился той чистоте и сравнительной немноголюдности, что наблюдалась в зале ожидания. Здесь не было привычных глазу москвича затраханно-замызганных бомжей и бомжих, от которых, казалось, уже стонала Москва.

«М-да, — хмыкнул Турецкий, оглядываясь. — Судя по всему, Москва очищается не только на словах, но и на деле. Глядишь, еще пара-тройка лет, и настоящий грязный бомж на московских вокзалах станет экзотической достопримечательностью…»

Припоминая, где находилось в былые времена линейное отделение внутренних дел, Турецкий без особого труда нашел довольно просторный кабинет, в котором кучковался оперсостав уголовного розыска, и вскоре Смолин уже предлагал ему чай или кофе на выбор.

Капитану было не менее сорока лет, в силу каких-то причин он явно засиделся на своих четырех звездочках, однако это был один из последних могикан старомосковской гвардии оперов, которая работала или же, в крайнем случае, была наслышана о «важняке» Генеральной прокуратуры Турецком, и, вероятно, поэтому между ними тут же пролегла невидимая постороннему глазу ниточка взаимопонимания, которая присуща только настоящим профессионалам.

— Выходит, всплыл все-таки тот ствол, из которого Гельмана пришили? — усмехнулся Смолин, выслушав Турецкого, и непонятно было, то ли удивлен он этим фактом, то ли сказанное было подтверждением тому, в чем он был искренне уверен.

— А что, мог и не всплыть? — решил уточнить Турецкий, которому показалось, что старый опер, до сих пор помнящий все нюансы убийства пятилетней давности, все-таки склоняется ко второму варианту.

— Исключено! — подтвердил его догадку Смолин. — Во-первых, то убийство было не заказным, а скорее ситуационно-спонтанным, когда сам киллер решает, доставать ствол или все-таки спустить это дело на тормозах, а во-вторых, что тоже не менее важно, такие знатные стволы, как немецкий «Вальтер», абы просто так не сбрасываются.

Он разлил по бокалам кипяток из электрического чайника, добавил в каждый бокал по две ложки растворимого бразильского кофе, сахару, передал чайную ложечку знатному гостю и, негромко откашлявшись, спросил:

— С коньячком или без? Кстати, есть самый настоящий рижский бальзам. Ребята с Рижского вокзала бутылочкой расщедрились.

— Что, неужто тот, настоящий? — хмыкнул Турецкий, проникнувшись уважением к опальному капитану.

— Ну!

— В таком случае, бальзамнику десять капель. В кофе.

По кабинету разлилось ни с чем не сравнимое амбре рижского бальзама с кофе, и явно взбодрившийся капитан вернулся к воспоминаниям пятилетней давности:

— Если, конечно, не очень большой секрет, тот «Вальтер»… где он всплыл?

— Какой там секрет! — отмахнулся Турецкий. — Хабаровский край, поселок Стожары.

— Стожары… Далеко от Амура?

Турецкий удивленно покосился на опера.

— Да вроде бы недалеко. А что?

— А железная дорога там есть?

— Ну, имеется.

— И это та ветка, которая уходит на Совгавань?

Теперь уже Александр Борисович не скрывал своего удивления.

— Слушай, ты можешь не ходить вокруг да около и толком сказать, в чем дело?

— Толком… сказать…

На лице Смолина отобразилось нечто, похожее на язвительную усмешку, и он с силой ударил кулаком по столу.

— Я еще тогда, тогда говорил, что убийство Гельмана замешано на дальневосточной икре и его кончики надо искать на Амуре.

— Так, и что? — насторожился Турецкий.

— Что, что… Будто сам не догадываешься. Мне быстренько указали на место, а убийство Гельмана списали на покушение из ревности. Он как раз на ту пору шуры-муры с молоденькой официанточкой из привокзального ресторана водил, вот и получил пулю в лоб, чтобы не зарился на чужое сало.

— Та-ак… с официанточкой, значит, из привокзального ресторана?.. — пробормотал Турецкий. — А теперь давай-ка с этого места, да поподробнее.

Впрочем, ничего такого, что можно было бы отнести к категории «поподробнее», Смолин рассказать не смог.

Труп директора вагона-ресторана поезда «Москва — Симферополь» нашли неподалеку от его родного состава, который уже готовили подать для посадки пассажиров, причем незадолго до этого две проводницы видели его с каким-то рассерженным мужчиной и слышали довольно громкий хлопок, похожий на пистолетный выстрел.

Зачем и с какой целью он забрел в эти привокзальные катакомбы, в которых на ту пору роились сотни, если не тысячи бродяг и бомжей, оставалось загадкой. Но как бы там ни было, Гельмана нашли у станционного столба, с дыркой во лбу, но при деньгах, при довольно дорогом мобильном телефоне и при столь же дорогих часах, что сразу же отсекло версию вооруженного ограбления.

У старшего оперуполномоченного, капитана милиции Смолина, который раскручивал это убийство, появился целый ряд вопросов, и когда были опрошены повара и официантки вагона-ресторана, а также те проводники и проводницы, которые хорошо знали ухватистого ресторатора, то выяснилось, что в его хозяйстве, помимо того, что значится в меню, всегда найдется дальневосточная икорка и свежайшего копчения кета, которые ему регулярно поставляли с берегов Амура. Что же касается Москвы, то здесь была как бы перевалочная база рыбных и прочих деликатесов.