Тигриное око - [6]
Пока он жил в Эдо, весна сменилась летом, дни становились все длиннее. Кэнгё едва минуло сорок, он был совершенно слеп, но в остальном здоровехонек. Юроку, слуга с многолетним опытом, с ходу оценил положение и посоветовал ему обзавестись спутницей, приводя разные доводы, вроде «холода одинокого изголовья» и сиротливых ночлегов по пути в восточные провинции. Сначала Кэнгё отверг предложение Юроку, но потом, коротая одинокие ночи, в глубине души пожалел об этом. И когда дул утренний ветерок и в пору вечернего безветрия, и когда оглушительно трещали цикады под стрехой крыши на солнечной стороне, и когда со стороны Титибу надвигалась гроза, Кэнгё чувствовал, что ему чего-то сильно не хватает в их мужском хозяйстве: женщина, которая варила им рис, даже не смазывала волосы ароматным маслом, и он начинал тосковать по столичным дамам с их ласковыми речами. Теперь он все чаще вспоминал жену, оставшуюся на Сидзё — Четвертом проспекте столицы, хотя в их отношениях особого жара и не было.
Вероятно почувствовав настроение хозяина, Юроку на этот раз уже безо всяких разговоров привел в дом молодку по имени Риё, 24 лет от роду, и Кэнгё сразу же полюбился ее эдоский говорок.
Шел день за днем, и скоро стало казаться, что дом наполнился свежим ветром. Сердце Кэнгё уже не теснили воспоминания о столице, жене и плещущих водах реки Камогава. Моргая незрячими глазами, Кэнгё старался вообразить себе лицо Риё и ее фигуру. Вслушиваясь в ее эдоскую речь, он рисовал в своем воображении облик и стан девушки и жил уже сегодняшним днем.
Но вот вьюнок асагао, «утренний лик», прилепившийся к изгороди, поник, словно стручок горького перца, по утрам и вечерам задули ветры и принесли осень. О близящемся возвращении в столицу Кэнгё думал с сожалением. Надвигался день, когда надо было завязывать шнурки дорожных сандалий и отправляться в дорогу в сопровождении того же Юроку — как и тогда, когда он собирался из столицы на восток, однако теперь сердце Кэнгё не было готово к расставанию с Эдо. Причиной тому была Риё. Она ухаживала и присматривала за ним, но дело было не только в этом, эта недурная собой девушка вообще была внимательна к нему, старалась перенять столичный говор, запоминала словечки Кэнгё. Как ни прикидывай, разлучаться с нею вовсе не хотелось. Да и Кэнгё стал для Риё опорой. Когда оставались считанные деньки, она принялась заводить нескончаемые нудные разговоры, сдобренные слезами. Кэнгё слушал их и радовался душой.
Посоветовался с Юроку, а тот: «Ваша милость принадлежит к направлению Оояма, восходящему к школе самого Ясаката,[8] и ничем не уступит самым прославленным сказителям бива-хоси, например, владыке Сёбуцу давних лет или магистру Акаси. Что такого, если вы приведете с собой в столицу женщину, вряд ли об этом станут судачить, ну а если у кого-то язык без костей, на этот случай рядом есть Юроку — уж он разберется…» Слушая это, Кэнгё возликовал, дождался благоприятного по гаданию дня, поручил людям купить подарки покрасивее для родных краев, и отправились они из Эдо в дорогу втроем — как раз в ту пору, когда по небу потянулись перелетные дикие гуси.
Общий план путешествия в столицу еще до выхода из Эдо они разработали втроем — Кэнгё, Риё и Юроку, единые во всем, как треножник под кухонным котлом. Вознести молитвы перед бодхисатвой Нёрай в монастыре Дзэнкодзи в Синано, где много буддийских храмов, в долине Кисо полюбоваться осенним пейзажем… Правда, алые кленовые листья в осенней долине Кисо мало значили для незрячего Кэнгё. Он мог представить себе предмет, только потрогав его руками, — например, когда, проснувшись, касался ложа или когда брался за перила подвесного моста. Как и было задумано с самого начала, шнурки своих дорожных сандалий из травы они развязали на одном постоялом дворе в Фукусима, в долине Кисо.
Слушая плеск воды в реке Кисо под окном, Кэнгё для собственного удовольствия пел сказы в манере накаюри и отрывки в стиле сасигоэ, пробовал и грудное пение, и быстрый речитатив хирои, и эпическую манеру кудоки. Любоваться осенними пейзажами в долине Кисо они несколько припоздали, но Кэнгё все равно был счастлив, что путешествует вместе со своей милой.
А Риё вместе с Юроку, открывая коробки с присоленными цветками сакуры, которые им принесли на продажу, в упоении рассматривали их, любовались затейливой их красотой, радовались, как дети.
Однако на следующий день Риё сказалась больной и не поднялась с ложа. Вызвали местного лекаря, прошел день, другой, но недомогание только усиливалось. На лбу Кэнгё меж бровей появилась хмурая складка. Шли дни, и складка делалась все глубже и глубже.
Прошло дней десять, и Риё начала наконец поправляться; к этому времени в долине Кисо по утрам и вечерам уже становилось по-настоящему холодно. Снег, падавший высоко в горах, теперь словно спускался по склону все ниже и ниже, и люди говорили, что скоро и в деревне дороги заметет. Один человек, пришедший из Сува, сказал, что там снег уже выпал.
