Тигр в камуфляже - [11]

— Террорист сказал: я сообщать полиция — он удаляет голова оба фемина… — Несчастный опять не выдержал и затряс плечами, размазывая слезы по грязному лицу:

— Вы — уходить! Немедленно! Я ехать на контрольный пункт!

— Тебя зовут-то как, паря? — ласково спросил Иван.

— Морис, — сквозь слезы пробормотал француз.

— Ну! А фамилия — часом, не Дрюон? — удивился подошедший к ним Шифер. — Родственник, что ль?

Француз вымученно улыбнулся и пожал плечами — в глазах его замерцал слабенький огонек надежды. Ловкие и лихие штукари на броне да при стволах, — чем черт не шутит, глядишь, и помогут…

— Короче, Морис, насчет полиции — это ты зря, — сообщил Иван. — Мы, конечно, не совсем полиция, однако… Короче — я тебе обещаю, что мы этих пиздронов[5] достанем. И не хорони — рановато еще. Они, пиздроны, всегда грозятся головы отрезать. Дурная привычка… — И зычно крикнул:

— Отделение — на броню!

Заводи, Петро, — а местному водиле пояснил:

— Поедем за супостатом. Хотите — догоняйте…

Через минуту «бэтээр» в хорошем темпе пылил по грунтовке, наподобие крейсера с разбегу ныряя в рытвины и ложбины, — десант так и подлетал, хватаясь за задницы.

Белая «Нива» стойко держалась метрах в трехстах — судя по всему, запуганный Иваном водила забыл о своих рессорах. Таким образом, было допущено третье за тот злополучный день нарушение, состоящее, в свою очередь, из трех отклонений: а) отделение сопровождения свернуло с маршрута; б) на свой страх и риск приступило к преследованию банды; в) не поставило об этом в известность руководство…

2

В необъятном кожаном кресле из дорогого кабинетного набора расслабленно полулежал мужик сорока восьми лет и вяло наслаждался жизнью.

Принцип Алмазного Пути, который проповедовали некоторые апологеты Преподобного Муна, предписывал не жить просто так, подобно влекомой ветром соринке, а каждый день, час, каждую секунду наслаждаться житием — тогда время, отведенное тебе на этом свете, не будет потрачено даром. С некоторых пор мужик с большим вниманием прислушивался к различным учениям аналогичного толка и даже пытался им следовать — в тех аспектах, которые казались ему приемлемыми. Аспект, касающийся Алмазного Пути, вне всякого сомнения, был для мужика очень даже приемлем, а потому он старался неукоснительно ему следовать. В настоящий момент он наслаждался покоем и комфортом, а для полноты ощущений употреблял сочную черешню, попутно тренируясь в меткости: лениво надувал щеки и с шумом выплевывал косточки, стараясь попадать в мусорную корзину, расположенную в трех метрах прямо по курсу, между двумя аналогичными креслами из того же набора.

Получалось довольно сносно — большая часть косточек попадала в корзину, громко ударяясь о пластмассовые стенки, и лишь незначительное количество ядрышек прилипало к шершавой коже кресел.

Если бы мужик встал и распрямился, можно было бы с легкостью определить, что от пола до макушки высота данного субъекта составляет что-то около метра пятидесяти с небольшим, голову он имеет обыкновение держать прямо, слегка вздернув квадратный, с ямочкой посредине подбородок, а маленькие, глубоко посаженные глазки его отчего-то тусклы и безразличны ко всему происходящему в обозримой видимости.

А вот ежели б он вдобавок снял свою белоснежную шелковую рубаху да выпростался из тончайших хэбэшных штанов… Нет-нет, не подумайте плохого, хулиганы вы этакие! Ничего, достойного пристального внимания, в штанах не имелось. Если бы описываемый господин разделся, можно было бы лишь страшно изумиться его чрезвычайной худобе и шерстистости да еще, пожалуй, с удивлением полюбоваться на килевидную грудь. Ах, что это была за грудь! Настоящая антропологическая редкость, раритет — такая грудинка встречается раз в пятилетку на семнадцать с половиной тысяч жителей даже Новой Зеландии — чего уж там говорить про какой-то заштатный Ложбинск, один из нескольких десятков областных центров, разбросанных по огромной территории Российской Федерации…

Однако в ближайшее время мужик-мужичонка не собирался освобождать кресло от присутствия своего тела, так же как и не намеревался разоблачаться — незачем было.

Дело в том, что перекидной календарь на большом кабинетном столе показывал субботу, стрелки антикварных часов, что на стене напротив и тикают мелодично, фиксировали половину одиннадцатого, и никаких забот на сегодняшний день не предвиделось. К тому же несмотря на то, что за окном стояла или висела — как вам будет угодно, — в общем, имела место июньская жара, вполне характерная для климатической зоны данного региона в данное время, в большом пришторенном и зажалюзенном кабинете уютно гудели сразу два кондиционера, и настенный термометр показывал всего 21 градус С.

А поскольку мужик вставать и раздеваться не собирался, тому, кто посмел бы в эту минуту войти в кабинет, удалось бы рассмотреть лишь мощную крупную голову с высоким лбом, очень естественно переходящим в необъятную загорелую плешь, которая матово отсвечивала в обрамлении жиденьких волосиков, более похожих на цыплячий пух.

Звали мужика Адольф Мирзоевич Пульман. Положение, которое он имел в обществе, формально именовалось звучно и весомо: заведующий областной психиатрической клиникой, расположенной в п. Приютное, пригороде Ложбинска, доктор наук, действительный член АН России, почетный член Британской АН и так далее и тому подобное — долго перечислять. Неформально же, так сказать — втуне, статус Пульмана обозначался очень скромно и простенько: пахан ложбинской братвы.