Тигр, светло горящий - [82]

Собрав в ныне пустующем огороде Астлея капусту и немного поздней морковки, Анна сходила к мяснику и сварила из принесенной косточки суп. Прибравшись, она вытерла руки о фартук и села напротив Мейси. Анна Келлавей чувствовала, что дочь ее как-то изменилась, и понимала, что это не из-за болезни. Но разговор с ней она откладывала вот уже несколько недель, ожидая, когда Мейси наберется сил и перестанет вздрагивать от каждого слова. Теперь Анна была исполнена решимости узнать, что произошло с дочерью.

Когда Мейси увидела, что мать села напротив, ее рука с иголкой остановилась над пуговицей, которую она делала для Бет Баттерфилд. Сама Бет на этом ничего не зарабатывала, просто, чувствуя свою вину, заказала дорсетские пирамидки, чтобы хоть как-то занять девушку.

— Сегодня хороший день, — начала Анна.

— Да, хороший, — согласилась Мейси, посмотрев из окна на яркую улицу внизу.

По дороге проехала телега с громадной свиньей, которая смачно втягивала пятачком ламбетский воздух. Мейси невольно улыбнулась.

— Да, это тебе не туман. Если бы я знала, что в Лондоне такие туманы, ни за что бы сюда не поехала.

— А почему ты тогда поехала, ма?

Одна из перемен, произошедших с Мейси, как заметила мать, состояла в том, что ее вопросы теперь стали резче и язвительнее.

Но Анна не стала осаживать дочь, а попыталась ответить честно.

— Когда умер Томми, я решила, что в Пидл-Вэлли жизни для нас не будет и, может, мы будем счастливее здесь.

Мейси сделала стежок на пуговице.

— И ты стала счастливее?

— Я просто рада, что ты теперь не такая бледная. — Пальцы матери принялись теребить узел на переднике. — А ты в тот день, когда был туман… сильно напугалась?

Мейси прекратила простегивать пуговицу.

— Я была вне себя от страха.

— Ты нам никогда не говорила, что с тобой случилось. Джем сказал, что ты потерялась и тебя нашел мистер Блейк.

Мейси в упор посмотрела на мать.

— Я была в амфитеатре и решила вернуться домой — хотела тебе помочь. Но никак не могла найти Джема, чтобы он меня проводил. Потом мне показалось, будто туман немного рассеялся, и я решила, что смогу дойти до дома сама. Вот я и пошла по дороге к Вестминстерскому мосту, и все было в порядке — там повсюду были люди и горели уличные фонари. Но вот когда я дошла до поворота к Геркулес-комплексу, то повернула не туда и оказалась в Бастильском квартале и «Таверна „Геркулес“» была от меня справа, а не слева.

Мейси намеренно упомянула «Таверну „Геркулес“», словно, назвав ее, можно было о ней забыть, а маме и в голову не придет, что она была в этом пабе. Только ее голос чуть дрогнул, когда она произнесла это название.

— Я вскоре поняла, что заблудилась и это не Геркулес-комплекс, а потому повернула назад, но туман был такой густой, да еще стало темнеть, и я совсем растерялась. А потом меня нашел мистер Блейк и привел к себе.

Мейси рассказывала свою историю как-то монотонно, вот только имя мистера Блейка она произнесла почтительно, словно говорила об ангеле.

— И где же он тебя нашел?

— Не знаю, ма, — я же потерялась. Лучше тебе спросить у него.

Мейси нарочно предложила ей это, зная, что Анна никогда ни о чем не спросит у мистера Блейка, потому что побаивается его. Мистер и миссис Блейк посетили ее во время болезни, когда ей стало получше, и миссис Келлавей смутили его пронзительные, яркие глаза и теплота, с которой он обращался к Мейси и Джему. А потом он еще сказал нечто очень странное, когда она поблагодарила его за то, что он нашел Мейси.

— «Последний, лучший дар Небес! — ответил он тогда. — Злосчастная! Как обманулась ты, о Ева».^[71]

Видя недоуменный взгляд Анны Келлавей, Кэтрин Блейк чуть подалась вперед и сказала:

— Это из «Потерянного рая». Мистер Блейк любит цитировать оттуда, правда, мистер Блейк? Как бы там ни было, но мы рады, что ваша дочь поправляется.

Но еще больше удивил ее Джем, пробормотавший себе под нос: «Утрата грушевого дерева», и Анна Келлавей почувствовала знакомый укол в сердце, напоминание о смерти Томми. Несколько месяцев до отъезда цирка ей удавалось подавлять в себе это чувство. Но теперь оно вернулось, такое же сильное, как прежде, нахлынуло на нее, и дыхание перехватило от скорби по умершему сыну.

Анна посмотрела на свою дочь и поняла, что та обманывает ее, рассказывая о тумане. Мейси отвела взгляд.

«Когда это она успела так быстро вырасти?» — спрашивала себя Анна Келлавей.

Чуть помедлив, она встала.

— Посмотрю, не зачерствел ли хлеб, — сказала Анна. — А то пойду куплю.

Глава четвертая

Томас Келлавей, когда они с Джемом в сопровождении Магги вернулись домой, ничего не сказал жене и дочери о том, что произошло между ним и Джоном Робертсом. Магги решила провести остальную часть дня с Келлавеями, учась делать пирамидки у сидевший рядом с камином Мейси. Джем с отцом тем временем работали над сиденьем стула в мастерской, а Анна вязала и поддерживала огонь в печи. Хотя Магги не очень преуспела в изготовлении пуговиц, она предпочитала делать что-нибудь с этой семьей, чем бездельничать со своей в пабе.

Они работали и ждали — даже те из них, кто не знал, что чего-то ждет; и время тяжелым бременем ложилось на их плечи. Когда начало темнеть и миссис Келлавей зажгла лампы, Джем стал время от времени выходить из мастерской и выглядывать из окна на улицу. Наконец мать спросила у него — чего это он там ищет. После этого он перестал выходить, только прислушивался и через открытую дверь украдкой бросал взгляды на Магги, жалея, что у них нет никакого плана.