Тигр скал - [8]
— Так же поведешь, как повел того несчастного англичанина, да? — выскочил из круга какой-то молодой парень, у которого только-только пробились усы и бородка.
И было видно, что он не столько поведением Муратби возмущен, сколько хочет произвести впечатление на присутствовавших здесь женщин.
— Ты помолчи пока, мальчик, а когда освободишься от низменных желаний, тогда выходи и говори перед селом,— осадил его махвши села, равно суровый и беспристрастный ко всем, беспощадный к тем, за кем замечал ложь либо неискренность.
А круг все сужался.
Что сказать им? Какие слова найти?
— Англичанин сорвался в пропасть на обратном пути, когда мы возвращались. Откололся кусок скалы, и он упал вместе с ним. Мы предупреждали его, что это опасное место, что надо спускаться на веревке, Но он не послушал нас, и вот что случилось с ним. Такое может случиться со всяким, и никакие злые духи небыли причастны к его гибели. Это правда...
— Видно, жажда славы обуяла тебя и потому ты так говоришь. Или, может, ты думаешь, что нас легко одурачить? Но почему не хочешь вспомнить хотя бы одну историю — о том, как старейший род Цитлани вымыл в святом озере Чахи свои джабралеби и какая беда обрушилась за это на все ущелье?
Грозный Элиа устроил потоп, из Цхраквазагари пошел огромный оползень, который похоронил под собой все деревни, оказавшиеся у него на пути. Вот здесь, где мы ходим, топчемся, под этой землей спит древний Ланчвали со своими башнями, домами-мачуби, обнесенными каменными оградами. Под этой землей покоятся наши предки... Неужели ни разу твоя соха или плуг не зацепились за зубец башни? За прокопченные бревна двухэтажных дарбази? Тогда погибли все от мала до велика. На этой площади оплакивали заживо погребенных, и потому место это зовется Лагуниаши[9]. Даже во время эпидемий не погибало столько людей сразу. Вот сколько бед и зла может натворить неразумный и глупый человек, который не слушает никого и ничего. Его поступки и действия чреваты великим злом...— Махвши с внушительным видом оглядел стоявших вокруг людей — верно, мол, говорю?
— Верно, верно,— выдохнул народ, и в этом слове были и возмущение, и гнев, и угроза...
— Старейшего рода Цитлани природа наказала за его невежество и тупоумие, гнев господень настиг его на самой вершине горы, гром поразил его и уничтожил. За тебя в ответе все мы, всевышний отдал тебя на наш суд, и потому мы судим тебя теперь...
— Но я правда был на вершине! Был там, и вернулся сюда, и стою теперь перед вами, вы видите, я жив-здоров, цел и невредим. Мы не встретили там никаких злых духов, а если бы они там были, верно, воздали бы мне за то, что...
— Что, что? Не воздали, говоришь? А тот англичанин, отчего же он сорвался в пропасть? Или, может, вы сами отправили его туда, откуда никто не возвращается? А?
— Я созерцал с той выси наше ущелье с его лесами и пастбищами, и вас видел я оттуда, с вершины, и впервые в жизни понял, как суровы и непримиримы, как недоверчивы и бездушны друг к другу мы, люди. Жизни нашей недостает той красоты и доброты, которыми столь щедро наделил всевышний природу. И я удивлялся: отчего же никогда прежде я не чувствовал, не сознавал этого, отчего не догадывался об этом раньше?
И тогда я понял, что хорошо бы каждому из нас подняться на Ушбу и оттуда посмотреть вниз, на землю, ощутить величие мира, это не повредило бы и самим махвши, наоборот, еще более возвысило бы их. И пережитое, перечувствованное там, на вершине, в заоблачных высях, они, словно семена гороха, посеяли бы в своем народе. Ведь к тому и призваны они, наши махвши. И тогда между нашей жизнью и гармоничной природой не было бы такого разрыва, такой резкой грани. Вот с какими мыслями возвращался я к вам и надеялся, что вы выслушаете меня, поверите в мои слова и поймете меня.
Круг стал совсем невелик — как полная луна. И луна убывала.
Гнев, горящий в глазах людей, огненными искрами обжигал лицо, плечи Муратби... Мешал говорить, затмевал разум...
«Надо сказать им что-то такое... такое... надо сказать что-то!..»
— Я хочу убедить вас в моей правде. Я могу сейчас же доказать, насколько прав я перед вами, насколько чист.— Муратби озарила какая-то новая мысль, и последние слова он произнес с особой убежденностью.
Махвши оглядел народ. Все смотрели на него, ожидая решающего слова. А он молчал. Вглядывался в каждого поодиночке, будто в их глазах должен был найти то, что ответить Муратби. Голубыми, прищуренными от резкого блеска снегов глазами стремился проникнуть в мысли односельчан, узнать их волю.
— Так что же, докажи нам свою правду,— медленно, внятно проговорил он после довольно продолжительного молчания.— Сумеешь доказать — и мы поверим в твое геройство.
Люди, которые минуту назад готовы были броситься на смельчака, вздохнули с облегчением, словно с плеч их свалилось тяжкое бремя, словно сняли печать с сомкнутых уст. Просветлели мрачные, суровые лица. Разгладились морщины гнева, в глазах проглянули лучи солнца.
