«Тигр» охотится ночью - [7]

– Штефан просто не успел сообщить нам об этом, – мягко поправила дочь Маренн. – Он встретил Натали летом сорок второго, а уже через год его… не стало. И за это время, если помнишь, он ни разу не приезжал в Берлин. А в письмах, посуди сама, он просто не мог написать о подобном…

– Но… как эта женщина нашла тебя? – Джилл пристально взглянула на мать. – Или ты все же была знакома с ней раньше?

– Да, – кивнула Маренн, – во время войны наши пути с Натали пересекались, причем дважды: под Кёнигсбергом и на Балатоне. После отступления красных из Сталинграда ее призвали в армию, она служила переводчицей. И, кстати, это именно благодаря Натали нам с Ральфом удалось вырваться из русского тыла под Кёнигсбергом. А спустя год уже мне довелось помочь и самой Натали, и раненым солдатам, оказавшимся вместе с ней в окружении. Так что никакая она не самозванка и тем более не сумасшедшая. Вот, посмотри, – мать протянула дочери рамку с фотографией Штефана под разбитым стеклом. – Узнаешь?

– О боже! – взяв фотографию, Джилл прижала ее к губам. – Это же… это же наш… – Голос ее дрогнул.

– Да, это фото из нашего дома в Грюневальде. Натали побывала там уже после того как мы с тобой покинули Берлин. Когда-то, еще на Балатоне, я сообщила ей наш домашний адрес, вот она и поспешила туда, чтобы в случае необходимости оказать нам помощь… Помнишь, сколько раз мы гадали с тобой, какая участь постигла Грюневальд?

– Все разграблено? – тихо спросила Джилл.

– Да. Когда Натали прибыла туда, там все было разграблено, разбито, изодрано… Ничего удивительного: победители обеспечивали себя трофеями. А фотография Штефана валялась на полу, и Натали взяла ее. Теперь подумай, как она, будучи офицером Красной армии, при этом рисковала! Малейшая оплошность, и портрет Штефана мог стоить ей жизни. Тем более что она и без того была «на заметке» у НКВД. Вот и посуди: взяла бы Натали это фото, если бы Штефан ничего для нее не значил? К тому же только она знает, где он похоронен. Поскольку похоронила его собственными руками…

– Где-то под Белгородом? – Джилл подняла голову, в ее глазах стояли слезы.

– Да, под Белгородом. В ночь на тринадцатое июля сорок третьего года…

– Я хочу познакомиться с ней! – порывисто воскликнула Джилл, не сводя глаз с фотографии Штефана.

– Мы сейчас вместе поедем домой, Джилл. Натали уже там. Я предложила ей немного погостить у нас.

– Разве она не останется у нас жить? – Джилл недоуменно взглянула на мать.

– Натали поселилась пока в одном из местных отелей, но я тоже хочу, чтобы она жила с нами. Просто я не могла принять такое решение без тебя. Тем не менее считаю, что мы должны позволить ей жить в комнате Штефана. Даже если Натали не захочет стеснять нас и в будущем станет снимать отдельное жилье – а судя по ее характеру, так, думаю, и произойдет, – с нашей стороны было бы справедливо предложить ей навещать нас как можно чаще. Как ты считаешь?

– Я нисколько не возражаю, мама! – Джилл пожала плечами. – Только не понимаю, зачем ей снимать жилье? Разве у нас мало места?

– Мы непременно поговорим с Натали об этом. И еще я почему-то уверена, что когда вы познакомитесь ближе, то обязательно подружитесь. Натали прекрасно говорит и по-французски, и по-немецки. Так что у тебя будет еще одна подруга, Джилл, – Маренн ласково коснулась пальцами руки дочери. – Причем, заметь, настоящая подруга! Ведь с Анной ты не можешь поделиться всем, что тебя волнует, не так ли? Например, не можешь поговорить о Ральфе. Ты ведь здесь ни с кем не можешь поговорить о нем, только со мной.

– Да, это так, – вздохнула Джилл.

– А вот с Натали – сможешь. Она тебя поймет. И когда я уйду… навсегда, из этой жизни… ты не останешься совсем одинокой.

– Что ты такое говоришь, мама?! – Джилл бросила на мать испуганный взгляд.

– Но ведь когда-нибудь это все равно случится, дочка, – грустно улыбнулась в ответ Маренн. – Впрочем, нам пора ехать домой: Натали, наверное, уже заждалась нас.

– Я всегда на твоей стороне, мама, ты же знаешь. Так что не волнуйся: если эта девушка всерьез любила Штефана и до сих пор помнит его и если ты хочешь, чтобы она жила с нами, я приму ее с радостью. Даже не сомневайся!

– Спасибо, моя дорогая, – Маренн ласково коснулась пальцем кончика носа дочери. – Я всегда знала, что мы отлично ладим друг с другом.

– Мы любим друг друга, мама!

– Безусловно.

4

– Устала, док? – Шероховатый палец Роджерса коснулся щеки Натальи. – Ложись, поспи, время еще есть. Я специально притащил сюда раскладушку. Спальные мешки опасны: в них часто заползают змеи, чтобы погреться. У меня уже двоих покусали.

– Насмерть?

– Разумеется. Ведь те противоядия, что нам выдали, помогают от укусов этих зеленых змеек как подсолнечное масло от раковой опухоли. В общем, на раскладушке безопаснее, но на всякий случай проверю. – Кэп подошел к лежанке, перевернул мешковину, взбил плоскую походную подушку. – Ложись. Не бойся. Приставать не буду. Покараулю.

– В прошлый раз тоже говорил, что не будешь, – слабо улыбнулась Наталья.

– Ты красивая, – он посмотрел ей прямо в глаза, – удержаться трудно. Но если не хочешь, не буду. Вспоминала хоть?