Тициан Табидзе: жизнь и поэзия - [130]

Из камня он высечен, что ли?

Живых мертвецов

Из ледовой неволи

Он спас

И прославил советский народ.

Живых он,

Живых, а не мертвых искал.

Не надо Чухновскому

Трупа Мальмгрена

И славы стервятника,

Он не гиена,

Не ровня другим,

Не полярный шакал.

Вплотную

Голодная смерть подходила.

Но с белым медведем

Средь гибельных льдин

Чухновский сразился

Один на один

И всех накормил

Шашлыком Автандила.

* * *

Театр,

Не видавший еще никогда

Таких представлений,

Сегодня прекрасен.

Здесь слышно,

Как дышат «Малыгин» и «Красин» —

Дыханье сквозь стены

Доходит сюда.

Чухновского, Бабушкина

Расспросите —

Врагов нашей Родины

Этот поход

Лишает покоя,

Уснуть не дает,

Пугает

Ледовой лавиной событий.

События эти —

Одна из причин,

Дающих Литвинову

Полное право

Отстаивать мир.

Про геройство и славу

Все знают.

Не знает Амундсен один.

* * *

Когда бы я

Гахою был Циклаури,

Который, как крышу,

Казбек утоптал,

Узнав о несчастьи,

Я плакать бы стал.

Мы все

Циклаури сродни по натуре.

Мечтатели мы.

Вот и Гахе поют

Прощальную, заупокойную.

Верьте,

Когда бы он мог

Выбирать место смерти,

Казбек бы он выбрал

Как вечный приют.

Отсюда

И Гудамакари отроги,

И Гаха несчастный

Предстанут очам,

Носилки,

И мохевцев

Водочный чан,

И выпитые

Поминальные роги.

И память Казбек

Сохранит навсегда

О доблестном Гахе —

О волчьем колене.

Амундсен,

Я знаю о том,

Вне сравнений,

Но Гаха останется

В памяти льда.

И надвое

Я расколю ледяной

Подсвечник —

Мои отвердевшие слезы.

Схоронят Амундсена

Льды и морозы, —

И встанут все мохевцы —

Шапки долой!

Наш долг

К человеческой совести сонной

Воззвать,

Чтобы дали Амундсена имя

Звезде этой —

Первенцу утренней сини,

У солнца во лбу,

На краю небосклона!

Декабрь 1928

ОКРОКАНЫ («Если впрямь ты поэт, а не рохля…») © Перевод Б. Пастернак

Если впрямь ты поэт, а не рохля,

Будь как день в окроканской глуши.

Пусть и руки б, чесавшись, отсохли,

Воздержись и стихов не пиши.

Кто взошедшее солнце, как бомбу,

На рассвете огнем набивал?

Что ты скажешь похожего, в чем бы

Не сказался болтун-самохвал?

Если можешь, чтоб грудь не издрогла,

Стереги Марабды голыши.

Висни в небе, как крепость Кёр-Оглы.

Стой века и стихов не пиши.

Чуть толкнуть — ты не тверже тростинки,

А она — точно грома раскат, —

Оттатакала все поединки

И стоит — как столетья назад!

Если ты не хвастун, если трижды

Наши дни средь веков хороши,

Жди поры настоящей и выжди.

Но, как все, второпях не пиши.

И тогда, если все ж ты не шляпа,

Покажи себя впрямь молодцом

И такое украдкой состряпай,

Как вчера соловей из Удзо.

Если мужества в книгах не будет,

Если искренность слез не зажжет, —

Всех на свете потомство забудет

И мацонщиков нам предпочтет.

Июль 1929 Окроканы

ОСЕННИЙ ДЕНЬ В ОКРОКАНАХ Рабле и Калмасоба © Перевод Н. Тихонов

В простом стихе вместить мне хочется,

Что до сердца меня пронзает

Листвой лесов, опавшей дочиста,

Осенней ласкою терзанья.

Кто с Окрокан Тифлис не видывал,

Не знает, что же он такое.

Монгол отсель ему завидовал,

Поэт свой взгляд на нем покоил.

Отсюда весь Казбек в сиянии,

И облака от стад отстали.

Во мне бушует лед нечаянный,

Снега на плечи мне упали.

Заходит в комнату лохматая

Соседская собака Цузрия,

Пятью щенятами богатая,

И худоребрая, и хмурая.

Орех последний на орешнике

Сорока ищет развеселая.

Мечтает кляча неутешная,

Чтоб сеном стали скалы голые.

Спускаются стада с Манглиса,

Дорогу полнит их стенание,

И запах лаваша стремится

К хлебам работы Пиросмани.

На школьном дворике ребята,

Бой барабана заглушенный,

А небо, ясностью богатое,

Ясней их глаз неискушенных.

Курсанты после дней маневренных,

С лицом, железным от загара,

То песни гул несут уверенной,

То Чан Кай-ши бранят недаром.

Опять засяду за Рабле я,

Пантагрюэлем в Окроканах,

Когда ж от ветра ошалею,

С Рабле грузинским — Иоанном —

Я встречусь — ста лет не бывало,

Проснулся путник, как родился,

Каликой перехожим стал он —

Лежат дороги впереди все.

Но кто сказал: хлеб горек в Грузии?

На правду это не похоже.

И вот без посоха, без груза я

Один пройду весь край, что ожил.

4 октября 1929 Окроканы

Из цикла «ВСЕМ СЕРДЦЕМ»

«Это меня удивляет — стих…» © Перевод Л. Озеров

Это меня удивляет — стих

У новых поэтов беден.

Если сказать по совести, их

Словесный ковер так бледен.

Вглядываюсь тревожно в стих…

Вот моей мысли основа:

Безграничны возможности

Мускулистого слова.

Когда у поэта почва тоща,

Он ругает другого жестоко

И, жаждущий, ждет —

Не дождется дождя,

Лирического потока.

А вся вина его, мне поверь, —

Про то говорю открыто, —

Он ищет героя времени,

Но смотрит вокруг сердито.

Проходит придирчиво стороной…

Сетями отживших традиций

Поэты опутаны, стариной.

Боязно им обратиться

К воспеванию словом

Жизни в цветении новом.

«Друзья, старинный облысел Парнас…» © Перевод Л. Озеров

Друзья, старинный облысел Парнас.

Сегодня тысячи таких нагорий.

Когда про наше время да про нас

Не будешь петь —

Тогда — себе на горе —

Ты душу живу высушишь до дна,

Иссякнут родники, как будто сами

Твои глаза наполнятся слезами…

Кому, скажи, печаль твоя нужна,

Рыданья, зазвучавшие стихами?

Стих — это клич.

Он рубит наповал.

Как верно Чавчавадзе написал:

«Что пользы плакать над давно забытым,

Жестокой дланью времени убитым?

Что проку над былой грустить бедою?

Пора идти нам за иной звездою.

Пора глядеть нам в будущие годы,

Ковать судьбу грузинского народа».

И Голиаф всех силою потряс…