Тициан. Любовь небесная – земная - [27]

– Скверно. Будьте осторожны, наши сейчас начнут свирепствовать. Да и куда им деваться? А зачем вообще герцогу Альфонсо надо было ввязываться в эту драку?

– Феррара у всех на пути, и если герцог Альфонсо не будет объединяться с сильнейшими, его земля будет растоптана первой. К тому же Альфонсо д’Эсте надо продавать свои пушки, поэтому сейчас он дружит с папой, а потом кто знает, с кем еще он будет дружить, а с кем поссорится, – рассудительно заметил Бембо.

– Мне всегда казалось, что он просто любит повоевать.

– Против этого трудно возразить и, говоря честно, возражать не хочется, пусть воюет, – усмехнулся Бембо.

– Ну, конечно, чем больше муж вашей прекрасной Лукреции проводит вне дома, тем вам веселее… – Королева наконец улыбнулась.

– Я полагал, вам сейчас не до шуток, мадонна.

– Так и есть. Ко мне уже приезжали и от императора, и от папы. Однако судя по вопросам Аурелио, Совет пока не прознал про это. Полагаю, скоро прибудут от испанского Фердинанда. Всех интересует Кипр и возможность с моей помощью влиять на тамошних аристократов. Каждый из переговорщиков, разумеется, намекает, что, после того как Венеция будет повергнута, они быстро отгонят турок и вернут мне королевство, силой заставив Совет Десяти подписать отказ от острова в мою пользу. Мне обещают, что я снова стану истинной королевой, а они смогут править от моего имени. Я, конечно, ничего не сказала Аурелио об этих гонцах, но не знаю, поверил ли он.

– Что вы думаете об этих предложениях?

– Я их боюсь. Наши правители, если, не дай бог, по глупости потеряют Кипр, непременно приплетут к этому меня. Похоже, для меня все плохо в любом случае. Проклятая война. Проклятые мужланы в доспехах, которым скучно сидеть дома. Вот посмотрите, мессир Бембо, чем занимаются дамы: Изабелла д’Эсте в Мантуе, ваша Лукреция Борджиа в Ферраре, Елизавета Гонзаго, ну, и я здесь, – мы созидаем! А могущественные правители-мужчины все воюют, даже понтифик.

– Так что передать Ферраре? Тихо, кто это там? Будто кто-то ползает по траве!

За невысокими кустами роз мелькнули белые одежды.

– Это грумы Джироламы резвятся. Она, наверное, случайно забрела сюда. Сама не знает, где гуляет, бедняжка.

– Давно хотел спросить: вы доверяете принцессе, ваше величество? – поинтересовался тихо Бембо. – Вдруг она слышала что-то. Не предаст?

– Пьетро, не будьте таким подозрительным, принцесса всем обязана мне… Где бы она была сейчас, если бы не мое участие. Я взяла Джироламу к себе, когда турки убили ее родителей и отобрали их земли.

– Часто случается, что облагодетельствованные люто ненавидят благодетелей. Вы об этом забыли, мадонна?

– Я просто не верю в это. Принцесса, – позвала Катерина. – Идите сюда! Мессир Бембо читает мне новые стихи, хотите послушать?

Бембо вышел из беседки навстречу принцессе, неторопливо вышагивающей по траве под руку со слугой:

– О, моя прекрасная, недосягаемая соперница, о повелительница слова, как я счастлив видеть вас здесь!

* * *

«Так тихо и благостно, будто это самое безопасное место на земле, хотя вокруг тревожно, – думал Джорджоне. – Начинаешь верить, что тут прямая связь с Господом. Еще, наверное, я так хорошо здесь чувствую себя от того, что это родные места. Грустно, если придется уехать, но из таких мест надо уезжать, чтобы понимать их истинную ценность. Зато мы, наконец, будем вместе с Маддаленой, не хочу больше расставаться с ней. Может, мне на ней жениться? Надо будет подумать об этом и, может быть, посоветоваться с Таддео, потом».

В Верхнем замке мастерская была в трех залах: в одном Камилло на старинном столе чертил огромные диаграммы, ими были завалены весь стол и пол вокруг него. В другом зале стоял мольберт, там Джорджоне трудился по утрам и поздно вечером, когда не уходил в город работать с Лотто. Он пытался перевести идеи и архитектурные наброски Камилло в образы. В третьем зале Камилло и Джорджоне обедали и обсуждали, шаг за шагом, один уровень за другим, одни врата за другими, построение модели будущего Театра. Однако чаще всего они работали в большом сарае во дворе, там была устроена столярная мастерская.

Рано утром Джорджоне застал друга во время совершения ритуала, – Камилло проделывал у раскрытого окна упражнения собственной системы, которые, как верил архитектор, помогали ему обретать состояние священного вдохновения.

– Завтра хочу вместе с тобой проверить одну свою идею, – сообщил Камилло, отдышавшись.

– Могу только рано утром, потом день будет занят. И еще! Боюсь, должен огорчить тебя, мой друг. Но потом – обрадую!

– Что, Врата Солнца не получаются?

– С Вратами надо еще думать. А это другое. В общем, Катерина сказала, что денег на Театр больше не даст.

– Ты убил меня! Я заказал прекрасную древесину! – Камилло вытаращил глаза и, сложив ноги по-турецки, сел на пол так стремительно, что его кожаные штаны порвались с неприличным треском. – С ума сошел? Для кого мы стараемся?!

– Джулио, началась большая война, денег у Катерины нет, – Джорджоне попытался улыбнуться ободряюще.

– Понимаешь, что говоришь? Мы начали по ее милости, накупили дерева и красок. – Камилло встал на четвереньки, стал ползать и собирать листы с чертежами. – Нельзя развести священный огонь Аполлона, а потом заявить: ах, у нас война! Или пожар, или стало жалко денег! Нельзя! Это даже опасно, между прочим! С Аполлоном не шутят! – Камилло кричал в полный голос, он даже рычал от ярости, оставаясь на четвереньках, и он был похож на грозное животное. – Это как лететь прямо к солнцу! – Архитектор сделал вид, что хочет порвать чертежи, но Джорджоне подскочил и вырвал бумаги из рук друга.