Тициан. Любовь небесная – земная - [26]

Катерине больше всего было жалко своей жизни в Азоло, блаженном острове искусств и разума. Если французы будут продвигаться так же быстро, как сейчас, придется оставить Азоло, пусть даже и на время, и сидеть в Венеции, ждать конца войны. А если замок в это время разграбят? Вывезти картины и скульптуры заранее?

– Чревоугодие – грех, даже и для государства. Лишние земли погубят Венецию, – пробормотала Катерина. – Будете холодный лимонад? У меня апельсины сицилийские.

– С удовольствием.

Пока Катерина давала распоряжения служанке, Никколо Аурелио ходил по залу, останавливаясь возле окон, чтобы полюбоваться на цветущий сад.

– Так что же хочет от меня Совет Десяти, мессир Аурелио?

– Прежде всего, мадонна Катерина, продолжаются сборы займов на войну.

– Но наше семейство заплатило! Мой брат уже сделал требуемый взнос, насколько мне известно.

– Не забывайте, кроме доходов от банков и торговых предприятий семейства Корнаро, вы лично, Катерина Венета, получали выплаты в течение последних двадцати пяти лет, так что военный заем касается вас непосредственно.

– О боже! – воскликнула она, не сдержавшись. – Когда вы насытитесь, а? Я спрашиваю, сколько еще нужно отдать, чтобы мне наконец позволили спокойно дожить свой век? Я принесла вам ценную территорию, огромную, сделала Венеции такой подарок – как никто другой! Как ни один из ваших спесивых самоуверенных полководцев. Псы голодные! Решили отнять у меня последнее, забыв свои обещания?!

Никколо Аурелио молча пережидал вспышку гнева бывшей королевы Кипра. Он делал вид, что его заинтересовал фрагмент чистейшего синего неба над кронами деревьев за окном. Желваки на скулах выдавали его эмоции, но он не произнес ни слова. Накануне он прочел договор между Республикой и Катериной Венетой и помнил каждый пункт. Он знал, что и она помнит свои обязательства.

– Какую сумму вы хотите от одинокой женщины на сей раз? – наконец спросила Катерина.

– Как со всех, мадонна. Первый взнос – две тысячи дукатов.

Глаза Катерины расширились, она поднялась с кресла, а затем бессильно осела, было похоже, что она задыхается.

– Вы сумасшедшие, совсем разорите меня. Воды! – Никколо Аурелио заботливо поднес бокал с лимонадом к ее губам. – Да уберите вы это! Он горький! Позовите мою горничную, пусть принесет простой воды.

Пот стекал по ее лицу.

– Разговор еще не закончен, мадонна, – тихо сказал секретарь Совета Десяти, в интонации слышалась угроза. – Я специально приехал, чтобы узнать, кто из врагов Венецианской Республики, из тех, что собирается воевать против нас, связывался с вами или, возможно, делал вам предложения?

– Кому может понадобиться пожилая дама, отдавшая все политикам своей прекрасной, но ненасытной родины?! – Катерина встала и подошла к окну.

– Венеция – не только ваша родина, но ваша истинная семья.

– Разумеется, ведь вы сделали все, чтобы лишить меня настоящей, человеческой. С тех пор, к несчастью, мои ближайшие родственники – сенаторы. – Катерина стояла спиной к Аурелио. – Ужас какой-то, как вы мне надоели, – пробормотала она еле слышно.

– Прошу вас, мадонна, ответьте искренне на мой простой вопрос: чьи-то посланцы уже побывали в замке? Мы не сомневаемся в вашей верности матери-Венеции, но мы также вправе знать о намерениях наших врагов. Кроме того, мы желаем уберечь вас. Для вас сейчас очень опасно участвовать в политике.

– Здесь – у меня – не было – ни – одного из тех, о ком вы спрашиваете, – отчеканила Катерина, возвращаясь в свое кресло. – Я избегаю политических интриг с некоторых пор, и вам это известно. Мессир Аурелио, аудиенция закончена. Я могу вызвать служанку? Или вы явились арестовать меня? – добавила она насмешливо.

– Благодарю вас, мадонна, – Аурелио встал и поцеловал руку хозяйке замка, – я удаляюсь. Если здесь кто-то появится, мы надеемся, вы сразу свяжетесь со мной. Две тысячи дукатов, осмелюсь напомнить, вам следует внести в течение десяти дней.

Катерина со всей силы трясла бронзовым колокольчиком. Больше всего ей хотелось запустить им в крепкую голову секретаря Совета Десяти.

* * *

Спустя некоторое время Пьетро Бембо через верную служанку был вызван в беседку, подойти к которой незамеченным не мог ни один человек.

– Уверены, что он покинул замок? – Катерина теперь выглядела не только уставшей, но и встревоженной.

– Да, я сам проводил Аурелио до ворот. Все так плохо?

– Гораздо хуже, чем мы предполагали. Папа Юлий снова поддерживает лигу, он объявил крестовый поход против Серениссимы.

– Можно было предвидеть такой поворот, – скривил губы Бембо.

– Мы двадцать лет наслаждались красотой и покоем этой земли, мечтали превратить ее в страну разума и красоты. – Катерина помолчала, затем всплеснула руками: – Представьте только, Совет требует с меня две тысячи дукатов! Хотя мой брат им уже заплатил.

– Мне тоже пришлось заплатить. Значит, война будет и на суше, и на море, им нужны пушки и корабли… Кстати о пушках, мадонна… Что передать для Феррары?

– Пьетро, именно поэтому я срочно вызвала вас. Хотя сама точно не знаю, как лучше поступить. Я растерялась. Что пишет Лукреция, были от нее новые письма?

– Ничего нового кроме того, что ее муж Альфонсо Феррарский уже договорился о союзе и с Людовиком, и с папой против Венеции.