Тиберий - [74]

Мирным путем Тиберий урегулировал конфликт и во Фракии. Эта страна была поделена между двумя братьями. Но сила разрушения, таящаяся в царской короне, превзошла прочность уз родства, и началась война. Принцепс не стал прибегать к помощи легионов. Некоторое время он переписывался с победителем в междоусобице, соревнуясь с ним в хитрости. Однако тот сумел избежать ловушки римлян. Тогда Тиберий подослал к нему своего человека, который, заручившись доверием фракийского царя, заманил его в западню и в оковах привез в Рим. Там Тиберий придал делу законный вид и подверг узурпатора суду, обвинителем на котором выступила жена убитого им брата. Зачинщик междоусобицы, конечно же, был осужден и приговорен к изгнанию из своей страны. Фракию Тиберий отдал в управление сыновьям обоих повздоривших братьев. Получив власть от принцепса, они, естественно, во всем зависели от римлян. Так был потушен еще один очаг напряженности.

10

Угроза римским границам на Востоке исходила от Парфии. Это многолюдное пестрое царство являлось очень неудобным соперником для римлян ввиду большого различия в их нравах и культуре, а также — в вооружении и тактике боя. Обычно парфяне завлекали легионы в бесплодные степи, а потом просто расстреливали их из луков, ловко маневрируя на конях вне пределов досягаемости римского оружия. Однако азиатам тоже не удавалось добиться решительного перевеса в противостоянии с римлянами, поскольку они не могли выдержать фронтального боя с фалангой легионеров. В конце концов обе стороны предпочли поддерживать нейтралитет под прикрытием дружеской дипломатии. Правда, Август сумел завлечь к себе царских отпрысков и дать им римское воспитание. Но попытка посадить на парфянский трон такого латинизированного царя закончилась провалом: дикий народ отторг чужеродный элемент. Тогда изгнанник бежал в Армению. Эта страна была буферной зоной между Римом и Парфией, потому заигрывала и с теми, и с другими, но не хранила верности никому. Сначала отвергнутый парфянский царь был, в угоду римлянам, посажен армянами на свой трон, а потом, в угоду парфянам, изгнан.

Германик действовал в том же ключе, что и его дядя. Он внедрял римские интересы в жизнь Азии с любезнейшей улыбкой. Не сумев вернуть на армянский трон римского ставленника, он короновал избранника самих армян, но сделал это так, что обязал его благодарно-стью к Риму. Армяне в свою очередь улыбались Германику, так как на их границе стояли его легионы. Парфяне тоже услышали бряцанье римского оружия и поняли серьезность намерений своего грозного соседа. Их действующий царь выразил в письме Германику наилучшие чувства к нему лично и к римскому народу вообще и в завершение цветистого послания высказал лишь несколько скромных пожеланий, например, чтобы в Азии и духу больше не было его конкурента, присланного из Рима. Германик сделал вид, будто просьбы парфянина являются пустяком, и легко их удовлетворил. Мир был восстановлен, однако войска по-прежнему пребывали в боевой готовности.

По случаю этих мирных побед Тиберий произнес в сенате помпезную речь и попросил присудить его успешным сыновьям триумфальный въезд в столицу. Сенат принял соответствующее постановление, но не особенно охотно, так как все понимали, что речь идет о триумфе политики самого Тиберия. Действительно, принцепс сумел, пребывая в тени, стать хозяином положения внутри государства, а теперь добился большого успеха и во внешней политике. И все это как-то незаметно, неброско, неэффектно, но в итоге очень эффективно.

Однако не все на Востоке было благополучно. Противостояние Германика и Пизона оказалось более жестким, чем предполагал принцепс. С самого начала они заявили себя восточному миру как антиподы, несущие людям противоположную философию.

Германик по пути к месту назначения посещал прославленные города грекоязычного мира и приятным обхождением словно воскрешал светлые времена Квинкция Фламинина. Он всем старался понравиться и всех воодушевлял надеждами на обновление. От общения с ним у людей создавалось впечатление, будто он сошел в этот истерзанный мир с высот римских холмов, чтобы принести всем успокоение и отдохновение от забот. Пожалуй, Германик вел себя, как принц, готовящийся принять эстафету царствования у одряхлевшего патриарха. А многие даже видели в нем мессию, посланника небес, пришедшего к людям, чтобы очистить их от собственных пороков и ввести в новый мир, устроенный по божественным канонам.

В ту эпоху мироустройство настолько противоречило человеческой природе, что люди отчаялись спасти положение своими силами и уповали на богов. Восточные религии, менее рациональные, чем римская, позволяли местному населению ожидать непосредственного появления мессии, сотворенного из плоти и крови. Желаемое, как всегда у слабых людей, выдавалось за действительное, и весь Восток жил надеждой на спасительное явление божества.

А по следам Германика тяжелой поступью шел Гней Пизон и проклинал греков последними словами. Германик заигрывал с афинянами, отдавая дань прошлому их города, а Пизон поносил их за расправу над Сократом, Фемистоклом, Аристидом, за измену римлянам в войне с Митридатом и, наконец, за утрату былого достоинства, некогда присущего их великим предкам. В людской порочности он упрекал самих людей и пытался развеять их иллюзии в отношении Германика. Прибыв в Сирию, Пизон начал чистку в армии, внедряя в нее своих ставленников. Он отлично понимал, кто является главной движущей силой эпохи, потому всячески потакал легионерам, добиваясь у них популярности любой ценой. Солдаты оценили его старания и дали ему прозвание "отец легионов". Планцина не отставала от мужа и вела себя как "мать легионов". Она присутствовала на ученьях всадников и маневрах когорт и всячески настраивала солдат против Германика и Агриппины. Понося их, она намекала, что надменностью и царскими замашками этой четы недовольны в столице.