Тиберий - [54]

В отношении Сеяна тестирование вином давало не совсем такие результаты, каких хотел бы Тиберий. Сеян тоже пил немало, но никогда не расслаблялся до состояния детского простодушия.

— Впрочем, понятно, чего она добивается, — популярности в войсках, — между тем продолжал Сеян. — Вопрос: зачем ей это? Для чего ей власть над душами солдат? Вспомни, как в свое время божественный Юлий там же, в Галлии, аналогичным образом перевербовал государственные легионы и обратил их против самого Рима. Но Цезарь был хорошим человеком, он истреблял своевольных сенаторов во имя порядка. А как распорядится своим влиянием в армии Агриппина?

7

Став принцепсом, Тиберий совсем редко позволял себе участие в дружеских пирушках. Отчасти потому, что опасался шпионивших за ним повсюду недругов, которые, заметив нечто неблаговидное, удесятеряли дурной эффект своим злоязычием и распускали по городу ядовитые слухи. Но, вообще-то, у него просто не хватило времени и сил на такие развлечения, да и озабоченность гигантским хозяйством не оставляла ему возможности предаваться легкомысленному настроению. Его постоянно угнетал груз ответственности за великое государство, который ему никак не удавалось разделить с сенатом. Все почему-то считали, что это не груз, а великое счастье, которое он отнял у других и присвоил себе. Однако народ давным давно утратил способность справляться с этим "счастьем" и при Августе лишь торговал голосами. А сенату Тиберий предлагал приобщиться к управлению, но аристократы усматривали в его поведении только коварство и провокацию.

И даже тогда, когда ему удавалось возлежать за столом с друзьями, он бывал грустен и молчалив. Однажды во время такого обеда, переходящего у римлян в ужин, Помпоний Флакк, в чьем доме происходило дело, желая развеять меланхолию принцепса, подсадил к нему на ложе самую красивую из своих флейтисток.

Та персонально развлекала Тиберия. Она тихонько играла ему нежные мелодии, исполняла нечто вроде приватного танца, тонкими пальчиками вкладывала в его рот кусочки редкостной рыбы и потом розовым язычком слизывала с ноготков пряный соус, вертела над ним опахалом, ажурным полотенцем отирала с него пот. Сначала Тиберий, отвыкший от женщин, дичился, затем стал нервничать и наконец распалился до того, что едва не порадовал угодливую девушку тут же, среди длинных рыбин, разлапистых крабов и жареных поросят. Но вдруг разом остыл, оттолкнул ее и сделался совсем мрачен.

Помпоний отозвал свой авангард, досадуя из-за раздражения принцепса, но втайне радуясь, что красотка нетронутой осталась в его распоряжении. А через некоторое время к Тиберию подсел Луций Пизон.

— Прости мне по-дружески, Цезарь, прямой вопрос, — сказал он, — почему ты не женишься? Я на шесть лет старше тебя и то порою развлекаюсь с молодушками. А тебе сегодня никто не указ, можешь взять себе любую. Знатнейшие семьи почтут за счастье породниться с первым мужем земного круга. Хочешь, выбирай аристократку, хочешь — красавицу, богачку или добродетельную — все в твоей власти.

Тиберий отмахнулся от этих советов, но сам крепко задумался. Нет, он думал не о женитьбе: власть сделала его настолько одиноким, что он не мог представить рядом с собою человека, притязающего на абсолютную близость. Он анализировал свое душевное состояние и удивлялся, что его даже не посещала мысль об устройстве личной жизни. Это свидетельствовало о сугубой ненормальности его нынешнего положения. Мимоходом ему подумалось, почему Ливия ни разу не заикнулась о его возможном браке, ведь матерям присуще стремление пристроить детей. Ответ был ясен: она жаждет властвовать и над сыном, и над Римом, ей не нужна соперница. "Вот была бы потеха, коли я объявил бы ей о свадьбе", — грустно усмехнувшись, сказал самому себе Тиберий.

Его отвращали от женщин две причины: любовь к первой жене и ненависть — ко второй. Тиберий имел страстную и чувственную натуру, но холодный расчетливый ум. Поэтому женщины не вызывали в нем мгновенного легкого влечения. Его чувства раскалялись медленно, как чрево вулкана, но зато потом следовал взрыв. Однако женщин пугало его неистовство. Как человек сложный и глубокий он вообще был им неудобен. Тиберий никогда не прибегал к ритуалам животной игры. Не строил сальных улыбок, не таращил глаз, начиняя их "мужественной" энергией, не изображал раба или повелителя. Он инстинктивно чурался женщин, которых легко заполучить петушиным позерством, угадывая, что такие в принципе не способны оценить силу его чувств. Он сознавал значимость своих эмоций, ощущал в себе великие силы, призванные дать женщине счастье, а не просто удовлетворить физический зуд. Даже в действии, известном каждому, он мог принести любимой умопомрачительное наслаждение, и не размерами или количеством — как полагают люди, лишенные страсти — а, насытив чувством каждое прикосновение, одухотворив отношения. Но было ясно, что столь особенное чувство можно подарить лишь особенной женщине, ибо, брось свинье жемчуг — она затопчет его в грязь.

Все попытки юного Тиберия разделить счастье любви закончились разочарованием и осквернением святынь его души. Он с недоумением наблюдал, как самые, казалось бы, прекрасные и даже умные женщины покупаются на самые грубые и фальшивые знаки внимания, как легко они отдаются презреннейшим из мужчин, которым он не подал бы руки, а затем надрывно страдают оттого, что негодяй и недоумок действительно оказался негодяем и недоумком. Выискивая худших, потворствуя низости, они потом проклинают весь мужской род.