TIA*-2. *This is Africa - [41]
— Хуйня это всё. Пиздят. Все эти вопросы можно без проблем решить отсюда. Хотят меня в Москву выманить.
— Чечены?
— Мм… Может быть. Могут и менты, или гэбэшники. Если хотят эту тему отжать, с субсидиями, переключить на своих людей.
— Выяснить сможешь?
— Постараюсь.
— Если менты?
— Тогда сижу здесь на попе ровно. Они долго ждать не могут, им нужен кто-то, чтоб всё на него повесить. Не смогут достать меня, кто-то другой пойдёт. Эльмира, например. Ну, или пониже кто. А там уже можно будет спокойно вопрос зарешать и ехать.
— А если чечены?
— Эх… Тогда придётся валить Адама.
— Млять. Ты ж говорил, это весьма проблематично, и за него потом найдут.
— Так уже нашли, хули теперь. Поздно пить «Боржоми».
— Мм… Ну, допустим. Завалили. Адам — близкий Рамзана, так?
— Так.
— И теперь нас будут искать люди Рамзана, а уж у него-то возможностей хватает. От этих точно хрен где спрячешься.
Блин, что-то меня тоже на сладкое пробило. Тоже нервничаю. Но кокосовых пирожных не хочется. Интересно, если кафе «Штрудель» называется, это означает, что здесь штрудели хорошие?
— Молодой человек! А штрудели вкусные у вас?
— Да, конечно, очень вкусные, свежайшие!
— Один, пожалуйста.
Герыч размышляет вслух:
— Я думаю, они до сих пор в непонятках, кто мы и что мы. Ты вообще непонятно кто, я с Израилем связан… Колян — простой исполнитель, это им ясно, но на кого работал? Они тоже осторожничают, не хотят в разборки чёрт знает с кем встревать. Пойдут в МИД, пойдут в СВР… Там у них деньги возьмут, ясен пень, но толком ничего не скажут, только тумана напустят. Потому как сами не знают.
— И..?
— И надо валить Адама. Хороший шанс, что связываться не будут потом, побоятся, что Израиль замешан.
— А Адам не побоится?
— Адам — бандит, он про политику не думает. У него людей убили, племянника убили, он об этом будет думать.
— Что-то как-то зыбко это всё.
— Ну, если есть другие предложения — я слушаю.
— Вариант первый — забить на Адама, в Москву пока не соваться.
— Не, это не вариант. Я здесь долго не могу, я в Россию хочу.
— К родным берёзкам, хе-хе?
— Да. И нефиг смеяться. У меня дом — там. Я вообще подумывал где-нибудь в Карелии со временем земли прикупить, и охотхозяйство организовать…
— Ага. Тысячелетняя тоска богоизбранного народа по русским берёзкам…
— Бля, Веталь, заебал уже с этой хуйнёй! Я русский! И православный!
Ишь, разошёлся. Я ж так, шучу. Хотел насчёт крестика и трусов приколоться, но, пожалуй, не стоит.
— Ладно, не кипятись. Если Адама уберём, всё равно вернуться сразу не получится. Или вообще не получится.
— Получится, со временем. И эти успокоятся, да и вообще, не вечно же они на коне будут. Вовчик сдохнет, кто бы не пришёл после него, будет их в чувство приводить.
— Ну-ну.
Герыч, блин, со своим оптимизмом умиляет иногда.
— Плюс, «забыть» — это вообще не вариант. Адам не забудет, он сильно заморачиваться не будет последствиями — пришлёт пару человек сюда, и не факт, что местные их вовремя выявят. Да и я не забуду Коляна, так что, тут без вариантов.
Эхе-хе-х… Месть, она штука такая… Приятная, с одной стороны, а с другой — может навлечь кучу новых неприятностей. Собственно, чечены этому яркое подтверждение.
— Ну, допустим. Тогда второй вариант. Смотри, что получается — у нас пока идёт развитие по спирали. Каждый следующий виток — чуть выше. Мы пройдём виток с Адамом, они выйдут на следующий. Рано или поздно, мы не проколемся. Надо спираль ломать. И пусть кусочки дальше друг с другом разбираются. Понимаешь, о чём я?
— Понимаю. Ты, блин, на солнышке не перегрелся, в Конго своём?
— Да вроде нет. Возражения по существу есть?
— Во-первых, просто не сможем. Надо реально на вещи смотреть. Во-вторых, если твоей же аналогией пользоваться, мы просто перейдём на очередной виток, и там будут уже не чечены. Влезем в высокую политику, пришлют за нами людей из «Заслона», и крышка нам. Без вариантов. Я там знаю парочку, серьёзно тебе говорю — от этих не спрячешься и не отмахаешься.
— Как скажешь…
— Бля, Веталь, ты там реально одичал в своей Африке. Завтра, чувствую, предложишь Кремль из миномётов обстрелять с Тверской.
— С Тверской не надо. Оттуда хрен отойдёшь после акции. Вот в районе Покровского бульвара отличные позиции для этого дела есть, я присматривал как-то…
— Блять!
Оба смеёмся.
— Ладно, рубим хвост кусками. Как Адама-то делать будем?
— Погоди пока. Мне надо недельку, я выясню, кто меня в Москву хочет вытащить. Если чечены, тогда встречусь тут с одним человечком, он сможет инфой помочь по перемещениям Адама.
— Ваши таки везде, хе-хе?
— Наши таки везде.
Израиль, Рамат-Ган, район Бурса.
— Привет! Привет! Очень приятно! Авигдор! Мне Юра звонил, проходите!
— Виталий.
— Герман.
Офис Авигдора больше всего напоминает уютную, хоть и слегка бардачную квартиру, с плюшевыми диванами, книжными полками и раскиданными тут и там чашками с недопитым кофе. Сам же хозяин — энергичный невысокий толстяк лет сорока, с типично еврейской физиономией. Похож на шарик ртути, подвижный и непоседливый. Говорит по-русски, видимо, из бывших соотечественников.
— Кофе будете?
Оба соглашаемся. Герыч вообще кофеман, без чашки кофе у него утро считается ненаступившим. Причём, пьёт без молока и сахара. Я не до такой степени фанат, хоть и тоже с утра люблю чашечку употребить.
В искромётной и увлекательной форме автор рассказывает своему читателю историю того, как он стал военным. Упорная дорога к поступлению в училище. Нелёгкие, но по своему, запоминающиеся годы обучение в ТВОКУ. Экзамены, ставшие отдельной вехой в жизни автора. Служба в ГСВГ уже полноценным офицером. На каждой странице очередной рассказ из жизни Искандара, очередное повествование о солдатской смекалке, жизнеутверждающем настрое и офицерских подвигах, которые военные, как известно, способны совершать даже в мирное время в тылу, ибо иначе нельзя.
Этот рассказ можно считать эпилогом романа «Эвакуатор», законченного ровно десять лет назад. По его героям автор продолжает ностальгировать и ничего не может с этим поделать.
«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.