«ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении) - [4]

И действительно, только они отошли в сторонку, как тот от волнения в обморок свалился, два алюминиевых кресла смял.

ЛЮБИТЕЛЬ ПЕЧЕНЬЯ

Или еще. Выступала у нас группа писателей, и один был самый молодой, рыжеватый. Усадили их за стол, и для красоты поставили на него вазочку с печеньем. И этот молодой, рыжеватый, сразу это печенье полюбил. И всю передачу это печенье ел. Даже когда сам говорил. А потом стал другой выступать, знаменитый, седой — и вдруг в кадре появляется рука, тянется к вазе, набирает полную горсть — и обратно, да еще половину по дороге роняет. А этого человека оператору вместе с режиссером надо было заранее раскусить и посадить от печенья подальше или вообще вазу на стол не ставить, а после передачи его в буфете накормить. В общем, думать надо, все время думать! Вот что главное, запомни! И переживать.

Он помолчал.

СВЕРХУ ВНИЗ

— Ну вот, про оператора почти все. А это знаешь что за зверь?

В углу стояла машина, похожая на железную лошадь, покрытая прозрачным целлофановым чехлом.

— Не знаю.

— Пошли в четвертую студию, там он в работе.

В четвертой студии двое играли в шахматы, а рядом стояла эта железная телега, сзади на ней сидел рулевой, а вверх уходила стрела, наверху стрелы была площадочка, и там примостился оператор с камерой.

— Кран, — сказал Сергей Иванович, — со стрелой. Если надо с верхней точки показать. Или, скажем, отдельного музыканта в оркестре. Так его другие закрывают, а стрела протянется — и пожалуйста, показывай. В общем, техника у нас ничего, хорошая, на все случаи. Правда, было однажды, когда кран чуть оркестр не задавил. Сломалось в нем что-то — и поехал прямо на музыкантов. Все, естественно, разбежались. Один дирижер остался на своем посту. Стало быть, в технике тоже разбираться надо, чтобы техника не подводила. Ну, все запомнил, что я тебе говорил?

— Все.

— Хотя бы часть — и то хорошо. А теперь иди погуляй.

— Сергей Иванович!

— Иди. Иди. Ведь устал.

— Да нет, что вы!

— Ну ладно. Вахонин!

ЗЕЛЕНАЯ СКАМЕЙКА

К нам подошел седой мужчина в серой спецовке.

— Да, Сергей Иванович?

— Вот молодой человек чувствует избыток сил, хочет немного поработать. Как ты на это смотришь?

— Что же, подумаем. Нам как раз надо холм на другое место перенести.

— Ну как, можешь перенести холм? Вот и иди с Алексеем Степанычем. А я пойду тоже поработаю. — И он ушел. Новый знакомый взял меня за плечо и повел. В отличие от Сергея Ивановича, он все делал молча, ничего не объясняя. Он ввел меня в новую, не знакомую мне студию, где на полу действительно стоял холм, с ярко-зеленой скамейкой на нем, большими синими, красными, желтыми, фиолетовыми цветами во круг. Сзади было видно, что холм этот сколочен из досок. Я, Вахонин и еще трое уперлись руками в этот холм, и он поехал по полу. Мы перевезли его в другой угол и стояли, вытирая пот. Я внимательно осматривал холм, ярко-зеленую скамейку, синие, красные, желтые, фиолетовые цветы вокруг.

— Нет, — сказал я, — непонятно.

Тут я увидел, что на меня бежит хромой человек с палкой, маленьким острым носом, большими роговыми очками. Он бежал хромая, взмахивал палкой.

— Ну, — спросил он, подбежав, — так что же тебе не нравится в моих декорациях? А?

— Это главный художник, — прошептал мне на ухо кто-то.

— Холм! — кричал художник. — Скамейка! Цветы! Место встречи! Любовь! Впрочем, что ты понимаешь. — Он впервые как следует меня разглядел. — Какая там тебе любовь!

— Да нет, — сказал я, — наоборот! Мне очень нравится скамейка. И цветы. Особенно фиолетовые. Мне только непонятно: зачем они? Зритель же все равно этого не увидит. Телевидение-то черно-белое, правильно?

— Мальчик, — торжественно произнес он, — ты присутствуешь при подготовке цветной передачи!

— А-а-а, — сказал я, — я видел однажды цветную передачу!

— Ну, так как? Как тебе все это? — насмешливо спросил он. — Как тебе... холм?

— Немножко... натурально...

Художник поднял брови.

— Слишком... яркие какие-то цвета... и как-то... нет...

— Оттенков? — спросил он, кивая головой.

— Да!

— Правильно заметил, неизвестный мне мальчик! — сказал он, и я понял, что эта насмешливая интонация не относится ко мне, — он, наверно, так разговаривает всегда. — Действительно, современное цветное телевидение передает только четкие, определенные, лаконичные цвета — миллионы существующих оттенков пока ему еще недоступны... Ну, я думаю, это тебя не огорчает?

— Огорчает, — сказал я.

Он снова удивленно поднял брови.

— Скажите, — неожиданно для себя спросил я, — а в той студии... где танцы... там тоже будет цветная передача?

— Нет. Цветные передачи только здесь.

— А почему же там, — сказал я, — таблица «от четырнадцати до восемнадцати» написана синими буквами на желтом? Зря тратили краски, что ли?

— Ну, во-первых, веселей среди цветных декораций, — сказал он. — Ну, а главное... это слишком сложно. Ты думаешь — какой цвет выглядит на экране, как самый белый?

— Голубой? — чувствуя подвох, спросил я.

— Ты почти угадал! — сказал он. — Желтый!

— Странно, — сказал я.

— Безусловно странно, — сказал он. — Я сам удивляюсь!.. Тебя, я вижу, даже пот прошиб от небывалого умственного напряжения!

— Да нет, — сказал я. — Просто тут жарко очень. По-моему, даже жарче, чем в других студиях!