The Man of Property — Собственник - [39]

He had left his wife sitting on the sofa in the drawing-room, her hands crossed in her lap, manifestly waiting for him to go out.	Он оставил жену в гостиной — она сидела на диване, сложив руки на коленях, и, очевидно, ждала, когда он уйдет.
This was not unusual.	В этом не было ничего необычного.
It happened, in fact, every day.	В сущности говоря, так случалось ежедневно.
He could not understand what she found wrong with him.	Он не мог понять, почему Ирэн так плохо относится к нему.
It was not as if he drank!	Ведь он как будто не пьяница!
Did he run into debt, or gamble, or swear; was he violent; were his friends rackety; did he stay out at night?	Разве он влез в долги, играет в карты, несдержан на язык, груб; разве он заводит предосудительные знакомства; проводит ночи вне дома?
On the contrary.	Совсем наоборот!
The profound, subdued aversion which he felt in his wife was a mystery to him, and a source of the most terrible irritation.	Глубоко затаенная неприязнь, которую Сомс чувствовал в Ирэн по отношению к себе, оставалась для него загадкой и служила источником сильнейшего раздражения.
That she had made a mistake, and did not love him, had tried to love him and could not love him, was obviously no reason.	То, что ее замужество было ошибкой и она не любила его, Сомса, старалась полюбить и не смогла, — все это, разумеется, не причина.
He that could imagine so outlandish a cause for his wife's not getting on with him was certainly no Forsyte.	Тот, кто способен представить себе такую нелепую причину для объяснения ее натянутых отношений с мужем, не может называться Форсайтом.
Soames was forced, therefore, to set the blame entirely down to his wife.	И поэтому Сомсу приходилось во всем винить жену.
He had never met a woman so capable of inspiring affection.	Никогда в жизни не встречал он женщины, которая бы так влекла к себе.
They could not go anywhere without his seeing how all the men were attracted by her; their looks, manners, voices, betrayed it; her behaviour under this attention had been beyond reproach.	Где бы они ни появлялись вместе. Сомс неизменно замечал, как все мужчины тянулись к Ирэн: взгляды, движения, голос выдавали их; окруженная таким вниманием, она держалась безукоризненно.
That she was one of those women-not too common in the Anglo-Saxon race-born to be loved and to love, who when not loving are not living, had certainly never even occurred to him.	Мысль о том, что Ирэн была одной из тех женщин, не часто встречающихся в англо-саксонской расе, которые рождены любить и быть любимыми, для которых без любви нет жизни, разумеется, ни разу не пришла ему в голову.
Her power of attraction, he regarded as part of her value as his property; but it made him, indeed, suspect that she could give as well as receive; and she gave him nothing!	Он смотрел на ее обаяние как на часть той ценности, которую она собой представляла, будучи его вещью, но это наводило на мысль, что Ирэн могла не только получать, но и дарить; а ему она ничего не дарила!
'Then why did she marry me?' was his continual thought.	«Но зачем же тогда было выходить за меня замуж?» непрестанно думал Сомс.

He had forgotten his courtship; that year and a half when he had besieged and lain in wait for her, devising schemes for her entertainment, giving her presents, proposing to her periodically, and keeping her other admirers away with his perpetual presence.	Он уже забыл время своего сватовства — те полтора года, когда он осаждал и преследовал Ирэн, измышляя всяческие способы, чтобы развлечь ее, поднося подарки, раз за разом делая ей предложение и отваживая других поклонников своим постоянным присутствием.
He had forgotten the day when, adroitly taking advantage of an acute phase of her dislike to her home surroundings, he crowned his labours with success.	Он уже забыл тот день, когда, умело воспользовавшись приступом отвращения, которое вызывала у нее домашняя обстановка, он увенчал свои старания успехом.
If he remembered anything, it was the dainty capriciousness with which the gold-haired, dark-eyed girl had treated him.	Если Сомс и помнил что-нибудь, так только ту капризную грацию, с которой золотоволосая темноглазая девушка обращалась с ним.
He certainly did not remember the look on her face-strange, passive, appealing-when suddenly one day she had yielded, and said that she would marry him.	И, разумеется, он не помнил выражения ее лица — выражения отчужденности, покорности и мольбы, — когда в один прекрасный день она сдалась и сказала, что будет его женой.
It had been one of those real devoted wooings which books and people praise, when the lover is at length rewarded for hammering the iron till it is malleable, and all must be happy ever after as the wedding bells.	Это было то настоящее пылкое поклонение, столь превозносимое и писателями и простыми смертными, когда влюбленный, сумев наконец сделать металл податливым, получает награду за свои труды и вступает в жизнь счастливую, как звон свадебных колоколов.
Soames walked eastwards, mousing doggedly along on the shady side.	Сомс повернул в восточном направлении, упрямо держась теневой стороны улицы.