Симптоматично, что после России он летал в Руанду, где был замечен среди женщин народа тутси, бывал на Бали, где общался с жителями «деревни глухих», изъездил всю Америку, беседуя с родителями даунов и детьми преступников.
Он написал еще несколько книг, в которых «милость к падшим призывал» и в которых его личные проблемы (мне кажется, он, как и я, находится в мысленном диалоге со своей покойной мамой) удивительным образом совпадают с наиболее обсуждаемыми темами среди образованной американской публики.
Лично для меня в его экзотических путешествиях есть оттенок киплинговского «бремени белого человека», некоторой миссионерской снисходительности. Это выражается в той бесцеремонности, с которой в своей книге он развешивает ярлыки «антисемита» и «агента КГБ» на наших соотечественников, и очень осторожно, обтекаемо, не называя имен, пишет о неприглядных чертах жителей своей Ойкумены.
Утешает тот факт, что все-таки его первая робинзонада произошла у нас в России, а мы были его первыми Пятницами. Очевидно, Эндрю сохранил к нам трогательные чувства и, наверное, поэтому специально приезжал в Москву в 1998 году на десятилетие нашего знакомства.
И как тут не вспомнить старика Воннегута: «Если вы обнаружили, что ваша жизнь переплелась с жизнью чужого человека, без особых на то причин, этот человек, скорее всего, член вашего карасса».
В свою очередь должен сказать, что Эндрю мне чрезвычайно симпатичен. Это обнадеживает.
Мы такие разные. Он – денди из состоятельной еврейской семьи, элгэбэтэшник, прогрессист и либерал. Я – люмпен, неряха, шовинист, традиционалист, фундаменталист и мракобес. Тем не менее между нами свет и теплота. Значит, человечество существует.
Константин Звездочетов,
август 2013
