The Firm. История компании McKinsey и ее тайного влияния на американский бизнес - [105]
Allstate были предъявлены иски другими штатами и другими страхователями. «[Страховщики] систематически недоплачивают держателям страховых полисов без адекватного изучения обоснованности каждого требования страхового возмещения, – сказал бывший техасский страховой комиссар Роберт Хантер, выступая в 2007 году перед сенатской комиссией Конгресса США. – Если вы не соглашаетесь с заниженной суммой компенсации ущерба, ваше дело уходит в суд. Такова рекомендация McKinsey».[437]
Какова была реакция McKinsey на растущий список заданий, выполнение которых оборачивалось катастрофами? Фирма отрицала ответственность полностью и категорически. Гупта сказал журналу BusinessWeek: «В эти неспокойные времена мы обслуживаем более половины компаний, входящих в список Forbes 500. Понятно, что порой у наших клиентов неизбежно возникают трудности».
McKinsey снова придерживалась старой концепции, согласно которой фирма, в конечном счете, не несла никакой ответственности за все, что может случиться с ее клиентами. Все, что имело значение, – это сколько-нибудь сильный удар по McKinsey. А насколько можно судить, таких ударов не было. «[McKinsey] извлекает выгоду из того, что может отрицать ошибки, скрывать замешательство и демонстрировать фасад, который кажется почти золотым», – писала газета Sunday Times в 1997 году.[438]
Дети в конференц-зале
McKinsey при Раджате Гупте выглядела совсем не так, как в чопорном прошлом. Фирма принимала на работу самых лучших и самых талантливых людей по всему миру, независимо от пола, расы и национальности, и машина McKinsey работала эффективнее, чем когда-либо. И это было главным достижением Гупты. Он институционализировал методы работы фирмы настолько, что по мере роста фирмы ее репутация и ее внутренняя культура набирали мощь параллельно с ростом прибылей фирмы. Благодаря привлекательности, которую обеспечивали интеллектуальное превосходство сотрудников фирмы и их личные богатства, McKinsey притягивала блестящих выпускников учебных заведений всего мира. В 2003 году фирме даже удалось завлечь в число сотрудников дочь президента Клинтона Челси.
Но фирма стала привлекать также серьезное и часто неблагожелательное внимание. В книгах вроде «The Witch Doctors» («Заклинатели ведьм»), «Dangerous Company» («Опасная компания») и «Consulting Demons» («Демоны консалтинга»), вышедших соответственно в 1996, 1997 и 2000 годах, консалтинг и его неоспоримый лидер были представлены в очень мутном, невыгодном свете. Опубликованная в 2006 году книга Кристофера Маккенны «The World’s Newest Profession» («Самая новая профессия в мире») хотя и является академическим исследованием, но тоже сосредоточена на вопросе, не были ли принесены провозглашенные Бауэром стандарты профессионализма в жертву коммерческому успеху во время экономического подъема конца ХХ века. Действительно, к концу 1990-х годов критики стали задаваться вопросом, не стала ли отрасль консалтинга слишком большой и могущественной и не помогает ли она себе самой больше, чем клиентам. Такое же обвинение выдвинуто и против финансовой отрасли. Подобно финансистам, консультанты больше не выглядят и не действуют так, как выглядели и действовали бы слуги промышленности.
Джон Бирн из BusinessWeek был возмущен книгой «Опасная компания». Он обвинил авторов книги, Джеймса О’Ши и Чарльза Мэдигана (оба – удостоенные премий журналисты газеты Chicago Tribune), в написании «самой невежественной и самой нудной, наполненной нападками на консультантов книги из всех опубликованных за многие десятилетия.
Эта парочка порицает высокие вознаграждения консультантов, их практику переработки старых рекомендаций, их готовность говорить клиентам только то, что клиенты хотят услышать, и их склонность отправлять еще “зеленых” обладателей степени MBA на решение проблем. Но все это вряд ли ново для людей, которые стали либо жертвами, либо получателями выгод рекомендаций консультантов. Одновременно авторы книги не могут объяснить, как на самом деле работает этот бизнес и почему этот бизнес настолько успешен… Авторы настолько увлечены немногочисленными и хорошо известными слабостями консалтинга, что не могут объяснить, почему корпорации охотно платят 50 млрд в год за рекомендации».[439]
Но Бирн упускал из виду суть дела. Сигнал тревоги звучал не потому, что люди внезапно осознали все, упомянутое выше. Сигнал тревоги звучал потому, что к концу ХХ века взрывной рост консалтинга (и, будем справедливы, инвестиционных банков) означал, что пугающе большая часть выпускников элитных школ, дающих степени MBA, уходят в фирмы, подобные McKinsey. Возникал вопрос не о достоинствах консалтинга, а о том, не оказываются ли потери возможностей, не использованных в результате развития консалтинга, крупнее, чем считали ранее.
Американцы также начали задавать себе более глубокие вопросы, касавшиеся того особого типа капитализма, который был у них прежде. Что такое американский капитализм в свете экономики, в которой все бо́льшую роль играют услуги? Что теперь производит Америка? Может ли самая мощная экономика мира действительно отказаться от грязи и пыли, неизбежных при производстве материальных вещей, и заниматься исключительно финансированием и раздачей другим рекомендаций, как делать то же самое? Enron стала высшей точкой капитализма, оторванного от материального производства. И крах этой хьюстонской компании вызвал широкую идеологическую дискуссию о роли, которую должен играть бизнес в жизни общества. Дискуссия продолжается и сегодня.
