The Beatles. Единственная на свете авторизованная биография - [173]

Я перед Джоном преклонялся. Он был взрослый парень. А я был мелким. Потом я тоже взрослел, рос, у нас появилось много общего. Я поднялся до его уровня. Писал песни наравне с ним, иногда не хуже. Мы стали равными. И ему было неуютно. Он всегда в себе сомневался. С женщинами то же самое. Он, между прочим, когда познакомился с Йоко, сказал мне, чтоб я к ней не подкатывал.

Я где-то читал, как он говорил — мол, он помогал мне сочинять «Eleanor Rigby». Ага. Где-то полстрочки. Зато он совсем забыл, что я написал мелодию «In My Life». Это была моя мелодия. А может, он просто ошибся. Забыл.

Я понимаю, что произошло, когда он встретил Йоко. Ему надо было выкинуть все старые эмоции. Он прошелся по всем своим романам, признался ей во всем. У нас с Линдой, когда мы познакомились, было то же самое. Доказываешь, как сильно любишь человека, признавшись ему во всем, что было. И Джон решил избавиться от меня.

Я никогда не отвечал ему той же монетой, но не мог скрыть, как меня злят его нападки, когда он называл мою музыку «мяузикой» и говорил, что я пою, как Энгельберт Хампердинк…

Если перечислять, сколько раз он причинил боль мне… Я записал без него одну песенку — а он столько про меня наговорил…

Если вдуматься, я не сделал Джону ничего плохого — не то что он. И вообще, он мне отомстил — сделал «Revolution 9». Взял и записал ее без меня. Но об этом никто не вспоминает. Джон теперь хороший, а я негодяй. И все это твердят.

Но когда Джон был жив, возразил я, все казалось наоборот: хороший был ты, а негодяй он. Ни то ни другое, разумеется, не есть правда — ну, не вполне. Скоро все утрясется. Ты, главное, держись.

Но обо мне и Джоне печатают разные факты. Которые отнюдь не факты. Однако они будут записаны. Войдут в историю. Останутся навсегда. Люди всему поверят.

Так или иначе, мы с Ринго и Джорджем пообещали, что отныне будем хорошо друг к другу относиться. Я теперь, когда мы встречаемся, не упоминаю «Эппл». Уже научился. Одно слово про «Эппл» — и дальше непременно ссоры и крики…

Похоже, я и Джорджа Мартина нечаянно обидел. Я не подозревал, пока не прочитал его книгу. Оказалось, я не дал ему поработать над «She’s Leaving Home». Я тогда позвонил ему, но он был занят, не мог собраться ни через два дня, ни через две недели, что-то такое, и я подумал, да ну и черт с ним, раз он не может найти на меня время, я подыщу кого-нибудь другого. Я тогда расстроился, поэтому нашел ему замену. А теперь он пишет, что я обидел его нарочно. Ну, если это его единственная ко мне претензия…

Мы с Джоном были настоящими боевыми друзьями. Вот на что это было похоже. Теперь я понимаю, что мы так и не узнали друг друга до донышка. Не добрались до правды. Бывает, отцы начинают ненавидеть своих сыновей. Поди угадай.

У Ринго на свадьбе я отлучился в туалет, а там был Ринго — мы нечаянно оказались вдвоем. И он сказал, что за всю жизнь я дважды его убил. И потом добавил, что сам себя он убил трижды. А я как раз что-то сплевывал и случайно попал на его пиджак. Вот, говорю, я тебя убил три раза, вышло поровну. Ну, посмеялся. Дружеский разговор такой. Вовсе не ссора. Мы не собачились. Он просто внезапно так сказал, мы поговорили и дальше пошли. Но теперь я постоянно думаю — что это за два случая, когда я его обидел…

Мы все, видимо, так делаем. Мы не выносим мелкие ссоры на публику. Джордж недавно рассказал, как я обидел его. Но, по-моему, он сделал еще хуже, когда сказал, что никогда не будет играть со мной на басу.

Я страшно расстроился, когда они стали говорить, будто я пропихиваю Ли Истмена, потому что он мой свойственник. И в итоге привели Кляйна. Можно подумать, я просто взял и притащил члена своей семьи, без всякой на то причины. Они знали меня двадцать лет и все равно так подумали. Я не верил своим ушам. Джон сказал: «„Magical Mystery Tour“ — это для Пола был праздник эго». Бог ты мой. Я же это делал ради них, чтобы мы остались вместе, продолжали работать, занялись чем-то новым.

В юридическом смысле мы были олухи. У меня все еще работает Ли Истмен, и он заработал кучу денег. Для меня. Я был вынужден возбудить дело против «Битлз» — доказать то, что я знал. Я не хотел. Уехал в Шотландию, промучился там три месяца, отрезал себя от всех, пока не решил, что другого выхода нет. Надо подать в суд на «Битлз». Ужасное было решение.

И меня до сих пор за него клянут. В книгах по истории я по-прежнему тот, кто развалил «Битлз».

Я не питал ненависти к Джону. Когда он поливал меня на пластинках, люди говорили: ты его, наверное, ненавидишь. Ничего подобного не было и нет. Помню, как-то во время ссоры Джон вдруг снял эти свои бабушкины очки. Так и вижу его. Он их отложил и сказал: «Это же я, Пол». Потом снова надел очки, и мы продолжили ссориться… Эта фраза постоянно вертится у меня в голове. «Это же я». Для меня это уже такая мантра.

Я бы мог порассказать про Джона много смачных историй. Но не буду. Не буду, пока живы Йоко и Синтия. Джон бы рассказал. Он бы не усомнился, ринулся бы в атаку, сказал бы первое, что в голову взбрело. Нам это в нем и нравилось. Это была честность, но иногда она больно ранила. И не всегда была