Тезка - [51]

— Никхил, вот твое место, — говорит Джеральд, когда стол накрыт.

Гоголь садится напротив Максин, Джеральд напротив Лидии. Никхил не обедал, ему пришлось пропустить ленч, чтобы успеть на ужин к Максин, и тяжелое, терпкое вино, крепче, чем то, которое он привык пить, уже слегка ударило ему в голову. Он чувствует приятную тяжесть в висках, и внезапно его осеняет чувство благодарности за этот день, за то, что привело его в этот дом. Максин зажигает свечи, Джеральд открывает бутылку. Лидия раскладывает еду на простые белые тарелки: стейки, отбитые до тонкости бумаги, свернутые в трубочки и заколотые зубочистками, зеленую фасоль, сваренную так, что она еще не потеряла крепости. Они передают по кругу миску печеной картошки, потом салат. Вот и все — его мать умерла бы со стыда, случись ей подать гостю такое скудное угощение. Ратклифы едят медленно, комментируя процесс: мясо удалось, прямо тает во рту, да и фасоль в этот раз попалась свежая, правда, совершенно другой вкус? Его мать, думает Гоголь, в такой ситуации только и следила бы за тарелкой Максин, постоянно бегала бы из кухни в столовую и обратно. И стол был бы весь заставлен горшочками и мисками, чтобы гости могли накладывать себе еду сами. А здесь все по-другому — Лидия, кажется, вообще не следит за своим гостем. Сайлас сидит у ног Лидии, гипнотизируя ее преданным взглядом шоколадных глаз, и Лидия отрезает большой кусок стейка и скармливает его псу со своей ладони.

Вчетвером они быстро приканчивают одну бутылку вина, потом вторую и переходят к третьей. За столом Ратклифы ведут себя шумно и весело, рассуждают о вещах, которыми его родители никогда не интересовались: о новых фильмах, выставках, ресторанах и книгах. Они говорят о Нью-Йорке, о магазинах и о зданиях, которыми они восхищаются или, наоборот, презирают, с такой уверенностью и пониманием вопроса, что Гоголю кажется, будто он вообще не знает города. Они наперебой рассказывают ему о своем доме — Джеральд и Лидия купили его еще в семидесятых, когда никто не хотел жить в этом районе, и он узнает историю района, большую роль в которой Сыграл Клемент Кларк Мур[19].

— Он отвечал за разбивку на кварталы в нашем районе, — говорит Джеральд. — Этим и знаменит, не считая, конечно, «Рождества на пороге».

Гоголь не привык к тому, что ужин проходит столь оживленно, не привык беседовать, сидя за уже пустым столом. Пустые бокалы, тарелки и крошки на столе создают приятное ощущение уюта и защищенности.

Что-то подсказывает ему, что это — не шоу, устроенное специально для него, — нет, так Ратклифы ужинают всегда, каждый день. Джеральд — юрист. Лидия работает экспертом по тканям в музее Метрополитен. Они с интересом расспрашивают Гоголя о его происхождении, о его учебе в Йельском и Колумбийском университетах, о его работе.

— Вы так похожи на итальянца, у вас средиземноморская внешность, — замечает Лидия, разглядывая его в свете свечей.

Джеральд вспоминает, что он купил по дороге плитку шоколада, ее разворачивают, разламывают, передают по кругу. Шоколад восхитителен. Разговор переходит к Индии. Джеральд расспрашивает Гоголя о подъеме движения фундаменталистов, тема, которую молодой человек не в силах прокомментировать. Лидия долго рассказывает об индийских тканях и индийских миниатюрах, а Максин вспоминает, что в колледже она посещала занятия, посвященные буддийским ступам. У Джеральда на работе есть коллега-индус, который ездил в Индию на свой медовый месяц. Он привез потрясающие фотографии дворца, построенного посреди озера. Это в Калькутте?

— Нет, это в Удайпуре, — объясняет Гоголь. — Я сам там никогда не был. Калькутта расположена на востоке, ближе к Таиланду.

Лидия заглядывает в салатницу, пальцами вытягивает оттуда лист салата и отправляет в рот. Она расслабилась, улыбается, щеки порозовели от вина.

— Расскажите нам о Калькутте. Это красивый город?

Вопрос удивляет его — обычно все спрашивают о нищете, жаре и попрошайках.

— Да, некоторые районы очень красивы, — говорит он, — там много викторианских зданий, сохранившихся со времен британского владычества. Но, к сожалению, все они гниют.

— Прямо как в Венеции, — говорит Джеральд. — А каналы там есть?

— Только во время муссонов. Тогда улицы заливает водой, думаю, в это время Калькутта действительно немного напоминает Венецию.

— Хочу в Калькутту! — восклицает Максин таким тоном, как будто ей всю жизнь запрещали туда поехать. Она вскакивает из-за стола, идет к плите. — Ужасно хочется пить. Кто хочет чая?

Но Джеральд и Лидия от чая отказываются — на сегодняшний вечер у них еще запланирован просмотр диска с фильмом «Я, Клавдий». Лидия встает из-за стола, Джеральд забирает бокалы и остатки вина.

— Спокойной ночи, дорогие мои, — говорит Лидия и целует Гоголя в щеку. Они поднимаются по скрипучей лестнице к себе наверх.

— Да, наверное, тебя никогда не знакомили с родителями на первом свидании? — замечает Максин, когда они остаются одни. Она наливает в белые кружки крепкий чай, по-английски разбавляет его молоком.

— Они мне очень понравились. Они просто очаровательны.

— Ну да, можно и так выразиться.